Так мы прошли по Ленинке и пришли к нему на офис. Мне было интересно, как он там у себя все обустроил.

Когда мы пришли к зданию, на первом этаже которого было кафе, мы поднялись наверх по лестнице — я шла за ним — и оказались в помещении. Все было в синих тонах, на стене была нарисована элегантная дама, в центре стоял теннисный стол, на подоконнике зелень (ладно, цветы, а не укроп и петрушка), а за теннисным столом дверь, ведущая в другие помещения. Он сказал, что ему нужно решить один вопрос и ушел туда. Его не было долго. Я начинала грустить, потому что он оставил меня одну, но я знала, что где-то у него установлена камера, поэтому старалась выйти красиво в кадре. Но это была не я… Не мои чувства, это было то, что я хотела ему показать.

Когда он вернулся, мы начали играть в теннис. Я помню, что хотела быть грациозной, когда шарик падал на пол. Я хотела, чтобы он оценил мою фигуру. Я видела, что он смотрит. Но он играл со мной и даже не поддавался. Он изменился, стал холодным, что ли… Он жестко отбивал мячи, а я едва держала ракетку. Потом он издевательски пытался играть одной рукой — левой, наверное, и все равно выигрывал… Мне было некомфортно, я чувствовала себя ниже плинтуса, он не относился ко мне как к равной и, видимо, его уважение ко мне сошло на «нет» (быть может, его и вовсе не было).

Когда мы доиграли несколько партий, он молча отошел к стойке у входа и заглянул в свой телефон. В глухом молчании я ожидала дальнейших предложений, я не хотела уходить, он видел это, и, скорее всего, уже хотел от меня избавиться, соответственно и предложений по поводу дальнейшего совместного времяпровождения не поступало.

Затем ему, скорее всего, стало жалко меня и он показал мне пару видео, где он прыгает с парашютом. Он был симпатичен на этом видео. Я задала ему какой-то глупый и туманный вопрос для того, чтобы закрыть большую паузу во вселенском молчании… Он что-то ответил, а что, мне было абсолютно не важно. Потом он направился к выходу и спросил: «Куда тебя подвезти?». Я ответила: «Меня не нужно везти. Проведи меня». Я сделала это специально, я хотела поговорить с этой каменной стеной и понять, нравлюсь я ему или нет. Ведь если бы мы ехали в его машине, он включил бы музыку и мы не говорили бы вообще, а кроме того, он отвез бы меня домой за минут 5-7. А я хотела провести с ним время, хотела узнать его лучше. Благо, он согласился и мы пошли.

Тогда он спросил: «Я Вам всю дорогу рассказывал, какие девочки нравятся мне. А что у Вас в личной жизни?». В тот момент мне показалось, что он очень издевательски общался со мной на Вы. Откуда он взял эту манеру? Я общалась на Вы, когда хотела держать от человека дистанцию. С ним я хотела преодолеть свои внутренние барьеры и общаться на «ты», я хотела, чтобы он стал для меня ближе. Но не только эта иронично-аристократичная манера пугала меня. К тому времени у меня на личном фронте было одно сплошное ничего… Ведь все эти годы я мечтала только о нем, я собирала красивое кружевное белье «на случай» только с ним, я тренировалась почти каждый день, я доводила свое тело до совершенства, чтобы приехать к нему и понравиться. И я ответила: «Ну я долгое время училась, мне было не до любви… Я считаю, что любовь тянет ко дну, а мне важны работа и карьера». Такой ответ его не устроил и он задал следующий вопрос: «А секс, что в нем нравится?»

У меня не было секса… Мне было 25 лет и я была девственницей. Я чувствовала, что меня прижали к стенке и застали врасплох. Я хотела провалиться сквозь асфальт, ведь я ничего не знала о сексе, абсолютно ничего, но я желала всем сердцем испытать эти чувства в паре с ним. Я не говорила о том, что у меня не было секса и отмалчивалась. Потом он сказал о том, что секс важен, о том, что это приносит удовольствие, о том, что он любит минет. Мы шли, а мое смущение росло с каждым шагом. Я хотела его и в то же время дико смущалась, я пыталась подавлять свои желания. У нас никогда не было прямых интимных разговоров, и от них мне становилось неловко, стеснительно, я часто сглатывала, чтобы не выдавать свое слегка возбужденное состояние. Если бы он был проще, я бы поцеловала его. Но я не могла этого сделать. Для меня он был некий непостижимый идеал. Я боялась его и в то же время желала физического контакта с ним.

И как только мы дошли до подъезда квартиры, в которой я жила, я трусливо сбежала, обронив ему сухое «Пока» после долгого молчания.

Наш разговор не выходил у меня из головы. Я хотела покончить со своими любовными терзаниями, я понимала, что я пропала, что я тону в собственных желаниях. Я писала ему что-то в бреду на эмоциях после встречи, я не хотела прерывать с ним связь. Только не сейчас.

Но вместе с тем я не знала его. Я мало говорила с ним, мало говорила о себе, я боялась не понравиться такой, какая я есть, я боялась быть отвергнутой. Все, что я знала — мужчинам нравятся короткие юбки, ножки, раскрепощенность. Возбуждает вульгарность и доступность. Мне казалось, что и мне следовало быть такой.

Я не хотела обрывать нашу связь с ответчиком и периодически писала ему сообщения в сети. Он отвечал. Я предлагала встретиться еще раз, он соглашался.

Этот период для меня был самым напряженным. Здесь уже не было цветочков, бабочек, большого стеснения, смущения… Я понимала, что нужно ковать железо пока горячо. Ведь с каждым днем я не молодею, с каждой минутой стрессовых ситуаций на работе становилось все больше.

Я работала в экстремальном режиме, который тянул всю мою энергию. Я работала во времена, когда моя мама заболела ковидом и месяц пробыла на лечении, когда учредители нашей фирмы начали вести активную борьбу между собой за дивиденды, когда к делу коршунами подключались адвокаты со своими гонорарами «за позитивный результат».

И все же я хотела создать семью с парнем, который, как мне казалось, являлся моей судьбой. Ну не могло такого быть, что мне просто так нравился запах его тела. Не могло такого быть, чтобы он развелся и в тот момент мы совершенно случайно встретились в суде. Не могло такого быть, чтобы это несостоявшееся свидание с поваром в кинотеатре просто так привело меня к ответчику.

Вторую встречу выпросила я, я выбирала удобное для себя время — вечер. К этому времени я могла привести себя в порядок: потренироваться, намазаться всевозможными кремами, помыть голову, выпрямить волосы и накраситься. И все бы хорошо: черный топ, короткая юбка, красные туфли-лодочки, выглаженные волосы, маленькая сумочка… Но, когда я выходила из квартиры, какое-то смущение сковывало меня. В результате я закатывала глаза, шла не грациозно, чтобы показать свое «безразличие». Потому что я представляла себе, что он может проехать мимо и посмотреть со стороны на меня.