Зевс таки послушался и с досадой выплюнул аппетитный кусок волчатины, отвернувшись от своего сурового хозяина.– Такие подарки мне не нужны… – вздохнул Егерь. – Брось!

Перевозчик немного помолчал, но после сказал:

– Паршивенькая ситуация. Это не волки, а щенки. Слишком маленькие туши. Значит, основной выводок еще где-то бродит.

– Черт бы их побрал… – просипел Артем. – Ну давайте, парни, еще пошарим тут, меня тоже не отпускает чувство, что не всех мы гореть в аду отправили…

Он поглядел на свинцовое небо.

Юноши явно были не в восторге от принятого решения, но делать нечего.

Они окинули взглядом округу, вновь обыскивая территорию на предмет волков, но, как и раньше, их встречали только осунувшиеся, безглазые дома.

Уже темнело и возвращаться было бы глупостью. Егерь решил, что лучше будет остаться переночевать здесь, в деревне, а заодно и прочесать оставшиеся домики на всякий случай.

Так, команда снова тихо поплелась по старой деревне, осматривая каждый дом и теперь, еще тщательнее оглядываясь по сторонам. Дабы ускорить процесс они вновь разбились по пятеро и каждая из групп вновь держала зрительный контакт с соседней, дабы в случае нападения было больше шансов отбиться.

По треснувшему шиферу крыш забарабанил дождь, скопища туч стали искриться молниями. Погода портилась.

Хриплый и Даня нырнули в очередной разваленный временем дом. Чеснок и Ваня остались снаружи, а Егерь с Дубом принялись шмонать рядом стоящий гараж.

В доме, куда шагнули Артем с его племянником, было пусто: вокруг только разбитое стекло да ворох мусора.

– Етить черта за ногу, – гаркнул Артем. – Срань господня!

– Что такое, дядь?

Ответом юнцу послужил болтающийся на веревке труп.

Бедолага повесился прямо на люстре, которая только чудом держала своего почившего жильца. Рядом валялся изъеденный червями деревянный стул, с обломившийся ножкой.

Сколько мертвяк тут висел неясно, но точно не больше двух-трех лет – кожа сгнила, но не полностью и сейчас представляла собой тонкую, изорванную гнилую пленку, покрывающую трухлявый скелет.

На столе стояла нетронутой пустая бутылка водки, пистолет и записная книжка.

Старый пол томно заскрипел, когда Хриплый сделал пару шагов к столу. За дядькой юркнул и Данил.

Артем, приблизившись к самоубийце, стал внимательно разглядывать его безобразное лицо, которое и при жизни было не в лучшем состоянии, чего уж тут говорить.

Гулкий ветер играл со ставнями окон, а дождь, под аккомпанементы грома, перерастал в ливень: крупные капли неустанно били по крыше и сползали вниз, через многочисленные щели и трещины, громко разбиваясь о пол.

– Дядь, ты что на него так уставился? Труп да труп, – робея заключил Даня, хотя сам не спускал с висельника взгляд.

– Потому как я в пункте всех знаю, – ответил Артем, – а вот этого старичка никак не припомню. Хм, может это беженец недавний?

Пока дядька занимался осмотром тела, Данил, преодолевая отвращение, прошел через висельника, все ещё оглядываясь на него. Заглянул в записную книжку, которая лежала рядом. Она была с пожелтевшими, рваными страницами. Где-то текст был размыт, где-то были порваны листы, но в целом, большая его часть сохранилась неплохо и поддавалась какому-никакому прочтению.

На обугленных временем листах, корявым, горбатым и еле разборчивым почерком было написано следующее:

«Они не пустили меня. Бросили гнить здесь, в этой богом забытой деревушке. Сказали, что я больной. Надо же, больной… Все мы теперь больные… в этом дерьме. Подумать только, а ведь я надеялся, что хоть здесь меня приютят… Столько пройти по мертвой пустоши, перебить столько ереси и все только ради призрачного шанса найти здесь приют… А ведь Яков говорил, что они врут, но я не поверил… И где я теперь? Господи, чем мы тебя разгневали?.. У меня ведь даже нет патронов, чтобы пустить пулю себе в лоб… Та веревка так маняще смотрит на меня… Грех, конечно, но болезнь и правда жрет меня, так что я уже не могу… Лучше удавлюсь, чем превращусь в безумца. Господи, прости грешника за дела его и да избавь от мук тяжких…»

Дальше листок обрывался. Даня перевернул лист, но тут же разочаровался: на обратной стороне был только криво вычерченный крест.

Содержание озадачило парня, ведь Хриплый всегда говорил, что в пункте рады всем и что никому не откажут в приюте, в чем Даня и сам убеждался не раз – Рубахин лично принимал беженцев всех сортов.

Только было юноша хотел рассказать о находке Артему, как вдруг снаружи послышался оклик Егеря: пора выходить.

Даня еще раз окинул записную книжку буравящим взглядом и, не устояв, забрал ее с собой, спрятав во внутренний карман жилета.