Когда Вегенеру доложили о состоянии Фройхена, он решил вместо него отправить на станцию Альфа Тролле. Когда Тролле приехал сменить Фройхена, то принёс ему весть о судьбе Мюлиус-Эриксена, Хагена и Брёнлунна.

15 ноября у Ниогалвфьердс-фьорда измождённый Хаген упал мёртвым. Через десять дней умер Мюлиус-Эриксен, шести километров не дойдя до тайника на Земле Ламберта. Брёнлунн продолжил путь один, весь оборванный, едва разбирая дорогу в тусклом лунном свете. Когда стали разваливаться его сапоги, он вытащил гвоздь из саней и зашил обувь животными жилами. Наконец он добрался до тайника, но был слишком слаб, чтобы раскопать его. Что за ужасное чувство, должно быть, он испытывал: до еды рукой подать, а он не может до неё добраться! Йёрген Брёнлунн собрал последние силы и нацарапал несколько строк в дневнике – тем, кто найдёт его. Потом крепко закутался в меха и приготовился к смерти.

Вот так Фройхен узнал о том, что умер самый близкий его друг в этой экспедиции. «Страдания, которые перенесли эти люди, произвели на меня гигантское впечатление, – вспоминает Фройхен. – Той ночью я лежал у себя на нарах, и истинная картина моей эскапады впервые явилась мне в абсолютной ясности. Каждую секунду, в любой момент дня и ночи моя жизнь была под угрозой, как и жизнь моих друзей. Прежде я лишь восхищался путешественниками и их подвигами, но не понимал до сей поры, чего им это стоит».

Поисковая партия нашла Брёнлунна в марте 1908 года. Он мирно лежал на земле, словно недавно прилёг вздремнуть. Мороз хорошо сохраняет трупы, и это, пожалуй, одно из самых жутких явлений в Арктике. Можно наткнуться на останки людей, которые давным-давно умерли: однако вот они, лежат на земле как живые. Обыскав карманы Брёнлунна, поисковая партия обнаружила в них карты Хагена, которые Брёнлунн бережно сохранил: он не хотел, чтобы поход Мюлиус-Эриксена оказался совсем впустую. Дорого Мюлиус-Эриксен и его люди заплатили за эти карты! Нашли и дневник Брёнлунна, а в нём последнюю запись. Она была сухой и точной: «Я умер на 79° с. ш. в ноябре, пытаясь вернуться к "Дании" через ледяной щит. Луна на убыли. Я дошёл сюда и не могу идти дальше из-за отмороженных ног и темноты».

Тем временем в Дании беспокоились об экспедиции Мюлиус-Эриксена. Зима 1907/08 года выдалась суровая, а экипаж не давал о себе никаких вестей (прежде, когда погода позволяла, они посылали в Европу депеши через отдалённую деревню). Ничего не слышали о «Дании» ни китобои, ни охотники на тюленей. Правительство отправило на поиски корабль, но он вернулся ни с чем. Наконец назначили награду любому, кто выйдет на контакт с Мюлиус-Эриксеном и его людьми. Прельстившись наградой, норвежские охотники на тюленей на трёх утлых лодках прошли через лабиринт из льдин и добрались до «Дании». Норвежские охотники на тюленей вообще пользовались в Арктике своеобразной репутацией. Если появлялась трудная задача, стоит назначить награду – как тут же появятся норвежцы и всё исполнят.

Экипаж «Дании» был счастлив видеть норвежских охотников и принял их с почестями: тем вечером подавали рыбные шарики и томатный суп – деликатесы, которые норвежцы назвали «воскресной едой», то есть оценили по достоинству. Угощаясь, охотники делились новостями с Большой земли: сообщили они в том числе, что умер король Дании. Датчан эта новость сначала подкосила, но потом они догадались, что гости ошибаются: это король Швеции умер. Об этом было уже не так горестно слышать. Экипаж «Дании» поделился и своими новостями, рассказав норвежцам о печальной судьбе Мюлиус-Эриксена, Хагена и Брёнлунна. Датчане только надеялись, что их гости не перепутают имена умерших, как перепутали королей, когда будут передавать эти сведения в Европу. «Охотиться-то на тюленей они мастера, но в репортёры не годятся», – писал Фройхен.

Вернувшись на «Данию», Фройхен приободрился. У него снова появились силы, и лукавое чувство юмора вернулось к нему. Но пережить смерть Брёнлунна удалось далеко не сразу. Отправляясь впервые в Гренландию, Фройхен смотрел на это путешествие как на весёлую проказу. Теперь всё было иначе.

Последний год в Гренландии Фройхен был занят новой задачей – искал в окрестностях следы человеческих поселений. Несмотря на то что земли, окружавшие «Данию», были пустынны, считалось, что в прежние века их время от времени посещали инуиты – а может быть, и викинги. Фройхена часто сопровождал Тобиас Габриэльсен, который, как и Брёнлунн, был смешанного происхождения и дружил с Фройхеном. Последний писал о своих друзьях – наполовину инуитах, что общение с ними позволило ему глубже понять местную культуру.

Большую часть следующего года Фройхен провёл, исследуя окрестные холмы и фьорды. Спал он в палатке из толстой холстины, пропитание добывал охотой. Людей, которые выросли в городе или в лесистой местности, с непривычки пугает специфический звук, который издаёт в этих местах ветер. «Словно кто-то дышит с широко открытым ртом», – описывал этот звук один полярный исследователь. Меряя шагами пустынные земли, Фройхен и Габриэльсен иногда натыкались на каменные жилища, спрятанные в затейливых скалах, практически невидимые, пока не подойдёшь к ним вплотную. Все эти жилища были давно заброшены. Внутри исследователи находили инструменты, обрывки меховой одежды и кости, человеческие и собачьи: видимо, люди съели собак, спасаясь от голода. Как всегда, арктический холод удивительно хорошо сохранял останки.

Фройхен и Габриэльсен добросовестно вели записи о своих находках, но эти записи не дают представления, какова на самом деле была жизнь в те далёкие времена. Что испытывали люди, которым принадлежали эти истлевшие останки? Габриэльсен как-то сказал Фройхену, что во времена его детства люди рисовали прошлое Гренландии в радужных красках. Но теперь, глядя на жалкие руины, он спрашивал себя, так ли чудесна была жизнь его предков, как внушала гренландцам ностальгия. В новые времена жить стало комфортнее. Кому-то по-прежнему хотелось отгородиться от всего и вся: но как на самом деле выглядела жизнь, разлучённая с другими культурами? Должны ли земли и водяные просторы служить мостом – или препятствием между народами? Вопросы были сложные, они заставляли принимать во внимание намного больше деталей, чем это обычно делается. Пока Габриэльсен заключил, что хочет «жить в той части мира эскимосов, которую завоевали европейцы. Лучше общаться с ними на их условиях, чем стать скелетом в их музее». Сам Фройхен пока не решил, что думает по этому поводу.