— Твое участие не скрыть, — я указала на опекуна, — он может обвинить меня в нападении, и тебе лучше держаться подальше от меня, чтобы не попасть под горячую руку.

Слова о побеге грели душу, но казались иллюзией, в отличие от угрозы обвинений. Опекун может не захотеть вмешивать посторонних, в конце концов, сам виноват. А вдруг? Ему же нравилось играть людьми и наблюдать за реакцией.

В груди снова похолодело. Все шло так хорошо, я была почти на свободе, а тут… Не стоило заходить в комнату, или ушла бы сразу, знала ведь, что не переиграю опекуна. Хотя тогда бы он продолжил в другой раз… проклятье какое-то.

— Пусть так. Верония, я не оставлю тебя здесь. И не отправлю в путешествие одну, — сказал Аделф.

Он неотрывно смотрел на меня из-под прядей волос. Милый, улыбчивый доктор исчез, вместо него появился мужчина, который не бросит и поможет.

— Я ведь вижу, как ты изменилась за время в его замке. — Аделф взял меня за руку и с жаром заговорил: — Закон суров к женщинам, но мы найдем способ избавиться от твоего опекуна. Разумеется, ни один судья не захочет признать виновным влиятельного человека и мецената, но мы что-нибудь придумаем.

Да, не захочет, и дело не в страхе, а в нарушении естественного строя — мужчины главные в доме. Будет трудно, с состоянием родителей тоже, но, Посланцы света, как прекрасно, что помогал близкий человек. Я не перестала сомневаться в чувствах Аделфа, только зачем ему теперь притворяться?

Я на все согласилась, и мир закрутился: Аделф велел собирать вещи, а сам отправился врать слугам, что хозяин простужен. Шарвай караулила меня в коридоре и принялась скакать вокруг, задавая вопросы. Влетев в свою комнату, я велела:

— Найди саквояж, быстрее!

— Что случилось? — пискнула Шарвай.

Она видела волнение и быстро нашла кожаный саквояж, быстро металась по комнате и подавала вещи. Не стоило набирать много, я взяла только документы, шкатулку с драгоценностями и деньги.

— Ты убегаешь с Аделфом? Вы решили тайно пожениться? — воскликнула Шарвай, протягивая ночную сорочку из шелка.

Посланники света, что за наивное дитя? Нельзя так скоро, хотя свадьба помогла бы получить наследство и избавиться от опекуна. Аделф тоже это понимал… нет, мрачные мысли после, а сейчас прочь отсюда.

— Посмотрим, — бросила я, складывая дорожное платье. Возьму немного одежды, но не больше одного саквояжа. — Иди сюда, послушай…

Вещи, отъезд, ступор еще не до конца отпустил. Я смогла только сжать ручки Шарвай сквозь очередную роскошную сорочку, которую она принесла. Ее сверкающие, наивные глаза показывали, как все это гадко.

— Если спросят, расскажешь все, как было, поняла? Никто не должен подумать, что ты причастна.

Шарвай только улыбалась и кивала:

— Возьми новые кружевные панталоны, они такие красивые, ему понравится.

Было страшно оставлять ее одну, но увозить было некуда. Я чувствовала, что должна как-то попрощаться, пустить слезинку, посидеть и оглядеть комнату, которая видела мои сомнения. Возможно, и стоило, но казалось, что все нужно делать быстро. Накинув черный плащ, я торопливо огляделась и поцеловала Шарвай, а потом выскочила в коридор.

Дверь комнаты опекуна впервые была закрыта. Потолок светился будто тусклее, а лица с портретов смотрели злее. Все было не так и неправильно, предчувствие беды не оставляло, пока я не спустилась в холл. Аделф переминался с ноги на ногу возле лестницы и без конца поправлял коричневый сюртук и шейный платок.

Внизу он взял меня за локоть и вывел из замка в прохладу ночи. Свобода казалась иллюзорной, даже когда мы сели в наемный экипаж Аделфа и он проехал сквозь ворота. Слуги уже спали, никто не станет беспокоить простуженного хозяина, но все равно сомнения душили.

Опекун даже на расстоянии изводил меня. Вспомнилось, как он лежал на полу, беспомощный, раненый.

— С ним действительно все будет хорошо? — спросила я.

— Разве я оставил бы его там, рискуя оказаться виновным в несчастье?

Аделф ласково улыбнулся и обнял меня за плечо. К нему вернулась привычная веселость и открытая улыбка, я цеплялась за них и старалась забыться. Нежные прикосновения, тряска, грохот колес о мостовую — мир сузился до нехитрых вещей, и мне было хорошо. Просидела бы так вечность, но экипаж остановился, и пришлось выходить.

Город спал. Зачарованные фонари освещали решетчатые ограды, остроконечные крыши и закрытые ставни окон. Ветерок аккуратно шелестел травой во дворах, больше ничто не прерывало покой. Я вдохнула полной грудью, вспоминая, как любила эту часть города, простую и уютную.