Шрифт:
— Это я виновата, ваше величество, — четко отрапортовала она.
— Неужели? — хмыкнул император. — и каким же образом вы похищали портрет моего достойного предка? А, главное, зачем?
— Никаким. Я… это была игра на желание.
Вот и все. Она призналась. Земля не разверзлась под ногами, и адское пламя не поглотило ее. Пока. Сердце гулко стучало в груди. Как отреагирует монарх Альвиона на ее признание? Не выдержав, она все-таки подняла голову. Император задумчиво рассматривал ее.
— Могу я поинтересоваться, каким образом?
— На спор, — не моргнув и глазом проговорила Алекс.
— А поточнее?
— Мы… я…
— Мы проиграли в карты, — не выдержал Боллинброк. — На желание.
— Еще и карты. Несовершеннолетние. И в какой игре?
– “Верю-не верю”, - это уже племянник первого секретаря.
Император скорбно вздохнул.
— И вы проиграли вчерашней гражданке Альянса… Печально, джентельмены…
— Почему? — пробасил четвертый, Флетчер-Вейн.
— Потому что это — игра дипломатов… и адвокатов, не так ли, госпожа Дарра? — он словно нарочно использовал фамилию мамы, чтобы напугать Алекс.
Девочка прикусила губу и нерешительно кивнула. — Ясно, — взгляд монарха обратился к золотоволосому. — А ты, Мэтт?
— Он вообще не при чем! — это вырвалось синхронно у всех.
— Вот как? Тогда что ты здесь делаешь?
— Я мог остановить игру, но не стал, — признался парень.
Император хмыкнул и хотел еще что-то сказать, но замер, с интересом прислушиваясь к звонким девичьим голосам в приемной.
— Неужели еще виноватые? — спросил он почему-то обращаясь к Алекс.
Та с трудом удержалась, чтобы не брякнуть: “Я-то откуда знаю!”
— Селл, — позвал Эдвард.
— Да, м… ваше величество! — голограмма снова появилась, поправила очки.
— Кто там? Давай их сюда.
— Конечно…
Голос вдруг стал таким томным, что мальчишки покраснели. И чего это они?
— Ваше величество!
Дверь снова распахнулась, и на пороге появилась лавиния, за спиной которой маячила подруга. В этот момент часы в углу пробили одиннадцать.
— Как-то вы поздно, — заметил император.
И Алекс вдруг заметила, что он то и дело прикусывает губу, пытаясь сдержать смех.
— А мы… — Блондинка оглядела всех. При виде Алекс, все еще держащую Мэтта за руку, голубые глаза недобро полыхнули.
— Это все она! — Лавиния ткнула пальцем, указывая на соперницу. — Она все придумала!
— Лавиния, это нечестно! — Боллинброк возмутился первым. — Картину со стены сняли мы с Энтони.
— Но это была ее идея! — куколка не собиралась сдаваться так просто. — вернее, желание, карточный долг, который вы обязаны оплатить!..
Парни прикрыли глаза, понимая, что никогда еще не были так близки к полному провалу.
— Дура, — прошипел один из них, кажется Энтони.
— Мда, — протянул император. — Похоже, дело обстоит еще хуже, чем я предполагал!
Он повернулся к Алекс. Под пристальным взглядом голубых глаз, девочка вздрогнула. Мэттью чуть сильнее сжал ее руку, словно ободряя. Эдвард едва заметно усмехнулся.
— Ладно, — выждав необходимую паузу, произнес он. — Поскольку очевидно, что у вас слишком много энергии и слишком мало дел, думаю, что смогу разрешить эту проблему… Итак, дамы и господа, вместо летней подготовки вы все отправитесь по домам. Ваших родителей известят о случившемся и они сами определят вам наказание.
Разочарованный стон был ему ответом. Он усмехнулся.
— Итак, ваша присяга будет перенесена на начало учебного года. За это время вы как раз успеете обдумать свое поведение и принять решение, готовы ли вы служить вашей империи. Свободны!
Последнее было сказано так, что все вздрогнули. Один за другим дети поспешили выйти из кабинета.
— Ну ты и дура! — Энтони подскочил к Лавинии.
— Почему? Только потому, что сказал правду? Не будь этой, — она мотнула головой в сторону Алекс, — ничего бы не случилось!
— Меня зовут Алексия, — мрачно напомнила девочка.
— Тебя никто не звал! Ты сама оказалась здесь! — хмыкнула Лавиния. — Ты — чужая, и никогда не станешь нашей! А теперь из-за тебя мы все должны терять время!
Круто повернувшись, она гордо удалилась. Алекс прикусила губу, пытаясь сдержать слезы, подступившие к глазам.
— Не бери в голову, — посоветовал Мэтт. Остальные парни окружили их, с молчаливым сочувствием смотря на виновницу их бед.
— Она права. Я — чужая, — вздохнула девочка.