— Конечно, была бы я в твоих годах…

С той поры каждый Новый год Майя и Федя встречали исключительно вдвоем.

— Это наш, только наш, особенный праздник, — говорила Майя, и Федя привычно соглашался с нею. Ему в общем-то никто, кроме Майи, и не был нужен.

Теперь Майя решила: несмотря ни на что, не нарушать созданную в ее маленькой семье традицию.

Во-первых, это была их четвертая годовщина, во-вторых — проводы Феди. Первого января утром Федя должен был уйти на фронт.

Он уже много раз за этот год ходил в военкомат с просьбой отправить его на фронт, но ему все время отказывали по причине сильной его близорукости.

Однако он не сдавался, продолжал засыпать военкомат своими заявлениями и наконец добился своего: получил назначение в военно-полевой госпиталь под Малой Вишерой.

В тот день он пришел домой раньше Майи, сварил картошку, вскипятил к ее приходу чайник. Майя вернулась спустя полтора часа, вконец замерзшая, но сравнительно веселая:

— Угадай, что я достала к Новому году?

Федя снял очки, протер их платком.

— Не знаю, право, может быть, белой муки или новые валенки?

— Ни за что тебе не угадать!

Майя торжественно вытащила из кармана и поставила на стол темно-зеленого стекла бутылку.

— Водка! Усек?

— Усек, конечно.

— А на что она нам?

— Чудак-человек, разве можно Новый год без водки встречать?

— Можно, — сказал Федя. — Ты же знаешь, я не приемлю никакого алкоголя.

— Я тоже, — сказала Майя, — не очень-то, как ты знаешь, прикладываюсь, но традиция!

— Да, это верно, — согласился Федя. — Традиция есть традиция. Где ты, кстати говоря, достала водку-то?

— На Палашевском рынке сменяла.

— Сменяла? На что же?

— На летнее пальто, — ответила Майя. — Только ты не жалей, Федя, я его давно уже относила, оно мне до ужаса надоело, и в общем-то так хорошо получилось, что удалось его обменять…

— Да, удачно донельзя, — машинально проговорил Федя, мысли его были сейчас заняты одним: как сказать Майе о том, что первого января он уходит на фронт. — Удачно до невозможности…

— Чего ты бормочешь? — рассмеялась Майя. — Сколько разговоров о каком-то старом пальто и бутылке водки!

— Ты права. Хочешь картошки?

— Хочу.

Федя вынул из-под подушки кастрюлю с картошкой, налил в стакан чай, подвинул Майе блюдечко с двумя кусочками постного сахара. Федя любил и умел хозяйничать. Майя считала, что у него получается куда более складно и ловко, чем у нее.

— Как, сыта? — спросил Федя.

— Вполне, — ответила Майя. — Теперь постираю немного — и спать. Завтра у меня дежурство, а у тебя когда?

— У меня? — переспросил Федя. — Понимаешь, дело какое…

— Какое? — насторожилась Майя.

— Только давай сразу договоримся, не переживать, ладно?

— Что случилось? — быстро спросила Майя.

Федя улыбнулся:

— Все в порядке, даю слово. Веришь мне?

Майя кивнула. Вдруг ей все разом стало ясно.

— Ты идешь на фронт. Верно?

— Угадала, верно.

— Когда?

— Первого января.

Опустив голову, Майя медленно постукивала пальцами по столу.

— Выходит, тридцать первого ты еще дома.

— Само собой, мы с тобой еще Новый год непременно справим.

«Сказать или не стоит?» — подумала Майя. Сперва хотела было ничего не говорить, но тут же быстро перерешила: нет, он должен знать, кому же еще знать, как не ему?..

— Ты пойми меня, — сказал Федя. — Я не мог иначе! Я должен быть на фронте, понимаешь, должен!

— Понимаю, — ответила Майя.

— Нет, в самом деле, пойми, я здоровый мужик и я не могу, мне непереносимо оставаться здесь, в Москве, когда война…

— Федя, — Майя прижалась щекой к его плечу. — Я бы тоже пошла на фронт, я бы очень хотела пойти, но не могу.

— Оставайся здесь, дома, — сказал Федя. — Ты здесь тоже нужна.

— Я бы пошла на фронт, — не слушая его, повторила Майя. — Но не могу, понимаешь?

Федя недоуменно посмотрел на нее.

— Что-то я тебя никак не пойму?

— И не догадываешься?

— О чем?

— Попробуй угадай…

— Постой, — сказал Федя. — Кажется, понял. Это точно?

— Точнее точного.