Однако когда два молодых экстремиста из группы ЛЕХИ предстали перед судом за убийство лорда Мойна, их поведение произвело глубокое впечатление даже на некоторых наиболее ярых противников. В своих репортажах иностранные журналисты восхищались их мужеством. В ходе судебного разбирательства они выступали с политическими заявлениями о том, что совершенная акция явилась их патриотическим долгом, а насилие было единственным средством завоевания независимости для своей страны. Молодые люди обвиняли британское правительство в том, что оно «обрекло тысячи евреев на смерть» в нацистских концентрационных лагерях, не разрешив им эмигрировать в Палестину.

Даже арабские националисты выразили свои симпатии этой паре, выйдя на улицы с плакатами, требующими освобождения «убийц Мойна». Начальник британской службы безопасности заявил: «Мне никогда не приходилось видеть преступников, которые выглядели бы такими несмышлеными, как эти храбрые, самонадеянные, жестокие и бессердечные молодые фанатики».

Тем не менее двое убийц были осуждены на смертную казнь через повешение. Приговор привели в исполнение 22 марта 1945 г. Молодые люди остались мужественными до последней минуты. На эшафоте они запели гимн «Хатиква» («Надежда»), который впоследствии стал национальным гимном Израиля.

Казнь глубоко повлияла на многих египетских евреев независимо от их религиозных или политических убеждений. Под воздействием происшедшего некоторые из них в корне изменили свое отношение к Палестине и сионизму.

Одним из таких людей был двадцатилетний еврей из Александрии Элиа Коген. Коген родился в еврейском квартале Александрии 16 декабря 1924 г. Его родители, Шауль и Софи Коген, эмигрировали в Египет из сирийского города Алеппо. Шауль зарабатывал на жизнь продажей галстуков из парижского шелка богатым клиентам. Семья жила очень скромно: надо было накормить и одеть восьмерых детей.

Эли, как его братья и сестры, воспитывался в строгих ортодоксальных традициях, но в отличие от них он педантично соблюдал свою веру. В то время как его братья, пропуская молитвы, проводили послеобеденное время по субботам с приятелями, Эли молился в синагоге. Во время религиозных праздников его всегда можно было видеть молящимся вместе со своими родителями.

Эли с отличием закончил школу и получил желанную стипендию во Французском лицее. Он проявил себя блестящим учеником, особенно в математике и языках, и вскоре начал бегло говорить на иврите и французском. Время, отведенное на игры, Коген предпочитал использовать для чтения или выполнения домашних заданий. Он изучал Талмуд и знал наизусть целые отрывки из него. Он имел исключительную память и любил проверять ее: садился на балконе своей квартиры и записывал номера машин, проходящих по улице, затем передавал этот список родителям или одному из братьев и безошибочно называл по памяти все номера.

«Эли всегда был среди первых учеников по любому предмету», — вспоминал один из его школьных друзей. Но он никогда не возбуждал к себе зависти или злобы. Он был превосходным спортсменом и ежедневно плавал в Средиземном море, а затем делал длительные пробежки вдоль пляжа и легко обгонял других бегунов, которые пытались состязаться с ним. Эли всегда помогал своим одноклассникам, передавая им шпаргалки или разрешая списывать у него на экзамене.

В день совершеннолетия родители подарили Эли фотоаппарат «Кодак», и фотография стала его новым увлечением. Он бродил по городу и делал снимки, а фотографии аккуратно вклеивал потом в альбом. Эли прочитал десятки книг по фотографии и стал специалистом в этом деле.

Учитывая склонность Эли к наукам и глубокий интерес к иудаизму, родители направили его в школу Май-монида в Каире, а затем в Мидраш Рамбам — центр изучения Талмуда, которым управлял Моше Вентура, главный раввин Александрии. В этих заведениях он тоже проявил себя блестящим учеником.

Кроме того, Эли интересовала жизнь его египетских сверстников — и евреев и неевреев. Он бродил с фотоаппаратом в районах, населенных мусульманами, разговаривал с ними и делал снимки. Он без труда общался со всеми, кого встречал.

Однако Эли был одинок. Среди одноклассников у него было мало друзей. Казалось, он предпочитал быть наедине с собой или проводить время со своими родными.

Одной из возможных причин этого было финансовое положение семьи. Родители редко давали ему карманные деньги, а то и вовсе не давали, и во время каникул он часто подрабатывал, чтобы помочь семье. Каждый заработанный пенс он отдавал родителям.

В отроческие годы интерес Эли переключился с религиозных дисциплин на математику и физику. В результате он отказался от планов стать раввином и твердо решил заняться наукой. Это решение сильно огорчило раввина, который учил его. Он сказал: «У Эли мозги гения. Он мог бы стать одним из великих ученых-талмудистов».

В 1940 году в Египет пришла война, и у Эли появилось новое увлечение — боевое оружие. Особенно привлекали его различные типы самолетов, снимки которых он помещал в альбом. Когда немецкие самолеты летели бомбить тылы англичан, он пренебрегал требованиями укрыться в убежище и оставался на улице, пытаясь опознать самолеты. Его попытки сфотографировать воздушный бой, к сожалению, не увенчались успехом: маленький аппарат «Кодак» не справился с такой задачей.

Один из одноклассников вспоминал, как вел себя Эли во время воздушного налета, когда ученики были в школе: «Он был всегда спокоен, всегда уверен в себе. Он обычно утешал перепуганных малышей и ласково просил их не бояться, отводил их в убежище и возвращался обратно. Он понимал, что подвергался серьезной опасности, выходя на улицу для наблюдения за воздушным боем. Казалось, что Эли был лишен всякого страха за себя. Это было очень странно…»