— Я люблю тебя, Солджер, — сказал дедушка, нежно сжимая мою шею. — Я люблю тебя как своего внука, но еще больше я люблю тебя как своего сына. Ты всегда был и всегда будешь моим сыном. И… в общем, я…

Он прочистил горло и отвернулся, убрав руку с моей шеи, чтобы снова положить ее на руль.

— Я просто хотел, чтобы ты это знал.

Мои эмоции были нечеткими и запутанными. Я не знал, почему дедушка сказал это именно сейчас, или почему от его слов мне захотелось плакать, или почему у меня в животе возникло тошнотворное чувство, как будто меня вот-вот вырвет. Потом скомкал обертку вокруг второй половинки своего «Биг Мака» и бросил ее в пакет из «Макдоналдса», пока мы ехали домой, и пытался собрать воедино причину всех этих чувств, борющихся в моей голове. Но это было бессмысленно. Я не мог этого сделать. Слишком многое нужно было выяснить, слишком многое нужно было рассортировать, как, например, мой большой беспорядок в ящике для носков — бабушка назвала это гиблое дело, и она была права.

Поэтому я оставил все как есть, сосредоточившись на Брюсе Спрингстине, играющем по радио, и потягивая колу, пока мы не выехали на подъездную дорожку. Я помог дедушке достать из багажника холодильник с окунями и взял с заднего сиденья его коробку со снастями.

И потом, когда мы шли по бетонной дорожке к крыльцу, он прижал руку к груди и рухнул к моим ногам.

— Дедушка! — закричал я, отбрасывая коробку со снастями в сторону и падая на колени рядом с ним. — Бабушка! Бабушка, помоги!

Но ни крики, ни звонки в службу девять-один-один, ни мольбы, ни бесконечные «я тебя люблю» не смогли помешать ему умереть у меня на глазах до того, как приехала скорая помощь и увезла его. Его смерть стала первой настоящей и ужасной трагедией в моей жизни.

По крайней мере, тогда, даже в одиннадцать лет, я был не настолько глуп, чтобы поверить, что это будет в последний раз.

ИЗВРАЩЕННЫЕ НАМЕРЕНИЯ

Тринадцать лет

— Солджер Мэйсон!

Я поднял голову от лужицы слюней на столе и открыл заспанные глаза.

— А?

Класс, полный студентов, разразился приглушенным смехом.

Миссис Хендерсон выглядела не такой забавной, как все остальные. Уперев руку в бедро и поджав губы, она спросила:

— Хорошо вздремнул?

Я откинулся на спинку своего скрипучего сиденья, вытянув руки над головой.

— Думаю, нормально. Жаль, что у меня не было подушки.

Еще один раунд смеха. Еще один невеселый вздох моего учителя английского языка.

Прозвенел звонок, и по комнате разнесся скрежет ножек стульев о бежевый линолеум. Я поспешил последовать их примеру, но миссис Хендерсон остановила меня, слегка сжав мою руку.

— Солджер, подожди, — мягко попросила она, не давая мне уйти, и я повернулся к ней лицом с усталым безразличием.

В прошлом году я был ниже ее ростом.

В этом году я мог видеть ее макушку.

— Что?

Миссис Хендерсон убрала свою руку с моей и присела на край моего стола, выражение глубокой озабоченности прорезало морщинку между ее бровями.

— Все в порядке?

Я пожал плечами и взвалил на плечо свой тяжелый рюкзак.

— Конечно. А что?

Миссис Хендерсон не выглядела так, как будто верила мне. Совсем нет. И она имела полное право этого не делать.

— Ну, — облизнула губы языком миссис Хендерсон, и это действие возбудило ту дурацкую штуку в моих штанах, — я знаю, что дома все было сложно… по-другому, когда твоя бабушка умерла в начале этого года, и вам с мамой пришлось переехать и все такое. Поэтому… я просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке.

Я беспорядочно забарабанил пальцами по лямке рюкзака при упоминании о бабушке, которая умерла от рака. О переезде из дома, в котором вырос, чтобы жить в отвратительном многоквартирном доме напротив железнодорожных путей. Миссис Хендерсон не упомянула о смерти Салли или о том, что мама потеряла еще несколько работ, но я предположил, что она и не должна была этого делать. Миссис Хендерсон не знала о таких вещах, а я определенно не говорил об этом. Но подумал об этом сейчас, добавив это к длинному списку душевных мук, которые я испытал с тех пор, как два года назад у дедушки на моих глазах случился сердечный приступ.

Так что, нет, я не был в порядке. Далеко нет. Но не собирался говорить ей об этом в том случае, если мое состояние может привести ее к маме.

У мамы было достаточно проблем. Ей не нужно было, чтобы моя учительница была одной из них.

— Серьезно, я в порядке, — соврал я.

Она наклонила голову и сжала губы между зубами. Миссис Хендерсон была самой красивой учительницей, которая у меня когда-либо была. Я часто думал о ней, особенно по ночам и в душе. Но когда она вот так поджимала губы, та становилась похожей на Хранителя склепа. Я ухмыльнулся и сделал мысленную заметку рассказать об этом Билли.