Шрифт:
Изо рта женщины вытянулся длинный розовый язык. Игольчатая поверхность на конце застряла в коре изгибающегося дерева. Она потянула, пытаясь высвободить его, пока свистящий вопль продолжался. Но плакала не женщина. Это было дерево.
«Убирайся отсюда», - подумал Уэйд.
Он побежал глубже в лес.
– Он уходит!
– запротестовал крошечный голос за его спиной.
– Вот он!
– крикнул другой.
Уэйд понял, что они увидели его свет. Он уронил его и продолжил путь сквозь удушающую тьму. Только остатки инстинкта вернули его на первую поляну.
Он врезался прямо в Лидию, повалив их обоих.
– Мы должны убираться отсюда!
– проревел он. Он поднял её и потащил к Corvette.
– Они прямо позади меня!
– Кто?
– крикнула Лидия.
Он затолкал её в машину, запустил двигатель и включил фары.
– Вот кто!
– проревел он, указывая.
Четыре фигуры смотрели на них с опушки леса. Все они улыбались, их рты были полны клыков.
– Не уходи, Уэйд! Мы можем дать тебе всё!
Уэйд вдавил педаль газа в пол и не оглядывался.
Глава 24
Эрблинг хорошо осушались. Джервис постучал по ним, когда они свисали с синеватых ремней, с вонзённым в каждую из ног по эдукционному копью. Костный осадок просачивался густо, как охлаждённый заварной крем. Он доил каждую мягкую ступню, как большой сосок.
Это было его первое задание в лабиринте. Он зажёг Carlton и посмотрел на остатки того, чем стали девушки. Эрблинг были двумя самыми красивыми девушками в кампусе. Теперь это были просто дрожащие мешки с мясом.
«Очень плохо», - подумал Джервис.
Трансфекция была положительной; новая жизнь уже набухала в их радиофазно-триионизированных утробах. Джервис оценил блестящий раздутый живот Стеллы. Оптимизация источника логарифмического растворения кислорода и углерода вызвала полную беременность менее чем за двадцать четыре часа.
«Это серьёзный способ завести ребёнка», - подумал Джервис, впечатлённый.
Он снял их и аккуратно упаковал в инкубированные каталитические капсулы, а затем активировал последнюю экспоненциальную последовательность клеточного деления на функциональной пластине.
«Легко, как число Пи».
Затем он схватил кувшины с отходами и вытащил их из ящика для проращивания. Он ушёл через ТОЧКУ ДОСТУПА#1.
Dodge Colt ждал его. Он уехал из лабиринта сквозь зелёный, осевший туман. Невидимые вещи хрустели, когда он проезжал через них. Растения с прожилками и луковицами размером с человеческие головы падали под бампер, и далёкие мутные глаза смотрели на него сквозь рябь в тумане. Вся поляна была залита лунным светом. Когда он заехал на секретное кладбище, по радио прозвучала песня Roxy Music «Ровно в полночь».
«Какая отличная песня для копания могил!»
Напевая, он вылил кувшины с отходами в отстойник. Затем он заметил движение возле второго холма.
«Я должен проверить!»
Появились руки и дряблая голова Пенелопы. Резиновые конечности тщетно хлопали по грязи. Джервис воткнул ей в лицо рукоять лопаты и толкнул обратно в яму. Она протестующе мяукнула.
– О, не будь такой, детка, - пошутил он.
Он засыпал маленький туннель, который она вырыла, и наступил на него. Лес задрожал. Он слышал её вой снизу.
Он вырыл ещё две могилы, улыбаясь про себя. Копание могил посреди ночи имело определённое очарование. Он вытащил из машины два больших мешка для мусора. Первый содержал Дэвида «Жеребца» Уиллета или то, что от него осталось. В основном жилистые кости, пустой череп и кишечник. Джервис закопал мешок в первой могиле.
Во втором пакете находился…
– Мистер Чанек!
– воскликнул Джервис.
– Я никогда не спутал бы ваше лицо, даже разрубленное! Как бизнес, приятель?
Чанек лежал двумя чистыми кусками, разделённый. Том проделал впечатляющую работу с «дровосеком» - прямо посередине, идеально.
Он похоронил Чанека во второй могиле. Теперь на безмолвной поляне стояли четыре холма. Он задавался вопросом, сколько их будет, когда они уедут?
Джервис, который был более осведомлён о себе, чем обычный реанимированный труп, остановился для размышлений.
«Мой экзистенциализм нашёл меня, - подумал он.
– Я правая рука судьбы. Чистая индивидуальность для высшего смысла. Я абсолютный экзистенциальный человек».
Он вытер руки и вернулся в Dodge Colt. Теперь, когда грязная работа была сделана, можно было приступить к настоящему веселью.