— Как видите, у меня теперь другие развлечения.

— Познакомься, это заместитель председателя следственного комитета, Леонид Игнатьевич, — представляют мне третьего мужчину, и наши переговоры начинаются.

Еще раз для всех рассказываю все, что я узнал от Ады, и видел сам. С разных сторон стола только и прилетает:

— Этой информации недостаточно…

— Нужно проверить камеры.

— Надо поднять архив.

— Опросить свидетелей…

Валерий Николаевич поворачивается хо мне и спрашивает:

— Сможешь их опознать?

— Смогу, — уверенно отвечаю я.

— Девушку надо бы пригласить для дачи показаний.

— Это исключено. Я отвечаю за ее безопасность на данный момент и я рассказал вам все. Больше она ничего добавить не сможет, но это подвергнет ее риску, — отрезаю я.

— Мы можем установить камеру возле дома в целях безопасности.

— А вот это годная идея, можно мне как-то получить доступ на моем телефоне к видео с нее? — получаю утвердительный кивок от Виктора.

— Я тебе настрою все после установки, — говорит мне он.

Прошу маленький листочек и чиркаю пару вариантов цифр и букв:

— Я не уверен, что запомнил номер машины верно, вот несколько возможных вариантов. Пробейте, если можно. Но лучше бы проверить на записях с камер во дворе, если они засветились.

После небольшого перерыва на кофе и сигареты обсуждение продолжается дальше. Сильные мира сего обсуждают способы достижения цели, людей, к которым еще можно обратиться за помощью, я в основном помалкиваю, потому что не знаю, о ком они, но жадно, как губка, впитываю всю информацию, которую мне удается осознать. Наблюдаю за руганью, шутками, подколками в разговорах между Виктором и Валерием Николаевичем и думаю, как так вышло, что люди столь разного возраста, с разницей в лет пятнадцать, наверно, так сдружились. Это сейчас уже поутихли оба, а в детстве я помню, как они куролесили, допоздна засиживаясь на кухне. Чем мы с Пашей и пользовались, проводя время до ночи вместе тоже. Несколько курьезных историй про этого серьезного дядечку в погонах я могу рассказать, если напрячь память. Уши улавливают из общей картины:

— …слиняют, если запахнет жареным…

Жареным, жар, гореть, огонь… лава!

— Я тут вспомнил, — перебиваю я. — Ада говорила, что один из вымогателей упоминал кого-то по прозвищу Лава. Это может быть какой-то босс?

Валерий Николаевич на пару мгновений замолкает, а потом говорит:

— Я уже очень давно не слышал этого имени, — и кидает быстрый взгляд на Виктора. — Мы проверим, это ценная информация.

Выхожу на крыльцо УВД с ощущением удовлетворения. Да, больше я ничего не могу сделать, у меня нет подходящего образования, должности и навыков. В этом расследовании я полностью бесполезен, никак не могу повлиять на его течение и исход. Могу разве что не мешать. Но это именно я запустил этот процесс. Этот механизм. Без отправной точки в виде меня ничего бы не началось. И спасибо, что есть к кому обратиться.

Ада

Ближе к обеду в воскресенье, когда я, переделав все дела, прогуливаюсь возле дома и дышу морозным воздухом, меня вылавливает Вера Васильевна. Машет мне со своего крыльца и кричит:

— Заходи в гости, Адочка! Попьем чаю, поболтаем.

Ну, в гости так в гости. Отвечаю, что скоро загляну, а сама отправляюсь на кухню, на скорую руку замешиваю "трухлявый пень" из чайной заварки и варенья и выпекаю его прямо на сковороде. А потом иду на чай в дом напротив, зажав горячий пирог между двумя большими тарелками. Толкаю спиной скрипучую калитку, благо она оказывается не заперта, а то руки-то мои заняты. Из будки возле дома на меня без интереса поглядывает старая собака, даже не поднимая головы. Поднимаюсь по рассохшимся ступенькам со слегка потрескавшейся краской и попадаю в дом.

Вера Васильевна категорично требует называть ее баб Верой, и я сдаюсь. Ведет меня по дому в сторону кухни, по оснащению я делаю вывод, что он используется как основное жилище, а не как дача. Все чисто и аккуратно, на окнах милые занавески, под ногами пестрые коврики. И здесь тепло. Гораздо теплее, чем у меня. Разливает нам чай, хвалит меня за пирог и начинает расспрашивать о жизни, проявляя стариковское любопытство. Не вдаваясь в подробности, скромно в двух словах отвечаю на вопросы, стараюсь поддержать разговор. Все-таки нужно налаживать контакты, не только с Егором, если я буду какое-то время здесь жить.

— Можешь пользоваться моей стиральной машинкой, когда понадобится постирать какие-то вещи, — любезно предлагает баб Вера.

— Спасибо, — смущенно отвечаю я. Но, скорее всего, мне и правда придется воспользоваться этим предложением, какие-то крупные вещи в тазике я особо не постираю.

Начинаю расспрашивать ее об инфраструктуре деревни.

— Тут в основном дачники в сезон приезжают, но есть и те, кто постоянно живет, как я. Если дальше по улице пройти, то там наш единственный магазинчик увидишь, — машет старушка рукой в сторону окна. — Без изысков, но что-то самое необходимое купить можно. А если в другую сторону пойти, там почта. Только она работает всего три дня в неделю. Из развлечений у нас только в лес ходить, а летом на речке купаться и заниматься огородом.

Потом баб Вера показывает мне альбомы со старыми фотографиями. Я, не привыкшая к таким развлечениям, рассматриваю с интересом. Дивлюсь тому, какими красивыми были эта пожилая женщина и ее муж в молодости. Рассматриваю многочисленные фотографии детей и внуков. Старушка объясняет, что муж давно умер, а все дети разъехались кто куда, навещают редко, и стыдливо отводит глаза. Как будто это она виновата, что родня про нее забыла. В груди поднимается волна негодования вперемешку с жалостью. Хорошо хоть, домик у баб Веры хороший, живет в комфорте. Только вот в такой глуши.