— Озябли? — услышал он за спиной неподражаемый тембр Дикуна. — Если солнце село в тучу, ожидай покрепче бучу, — слегка исказил механик канонический текст, сочиненный легендарным капитаном Лухмановым. — Заметно свежеет. Сбегать за пиджаком?

Шимановский, которому претила любая угодливость, покачал головой и спросил напрямую:

— Вам что-нибудь нужно от меня?

— Да нет, собственно, ничего особенного, — смешался Дикун. — Просто я подумал, что нам следует договориться, как отвечать, если начнется разбор…

— Какой там разбор, — нетерпеливо повел плечом Петр Казимирович. — Успокойтесь, Дикун, все и так предельно ясно.

— Но как же?.. Ведь, наверное, будет собрание?

— Ну и что? Получите выговор по профсоюзной линии за халатность. В следующем рейсе искупите вину честным трудом, и судовой комитет скостит вам былые грехи. Или хотите, чтобы я все взял на себя?

— Нет, я уже сказал мастеру, что сам виноват, — понуро выдавил Дикун.

— Тогда в чем дело? Спокойно идите себе в кино.

— Мне на вахту, — как всегда после беседы с Шимановским, Дикун почувствовал себя одураченным.

— Тем более, — электрик, которому и впрямь были непонятны терзания Дикуна, вообразившего, что загубил карьеру, бросил последний взгляд на зубчатое облако, ставшее сумрачно-синим, и поспешил в салон команды.

Картина «Два билета на дневной сеанс», взятая с рижского траулера, уже началась, и он пригнувшись пробрался в свой угол. Но стул, на котором обычно сидел, оседлал кто-то из палубных.

— Не положено занимать штатных мест, — достаточно громко произнес Петр Казимирович, устраиваясь на лавке поблизости.

Детектив, который стремительно разворачивался на скромном экране столовой, он уже видел, когда ходил позапрошлым летом в Бразилию. Поверхностно следя за поворотами сюжета, мысленно проанализировал электросхему лебедки. Чтобы вчерашнее больше не повторилось, следовало предусмотреть специальное реле. За разработкой новой схемы не заметил, как пропустил эпизод с тканью, носящей красивое название «элан», и пожалел, что не запомнил кино еще с того, первого раза. Следующий важный момент с рестораном и дочкой тоже проскочил мимо сознания, потому что вошел Шередко с пачкой радиограмм. Вручив капитану штормовое предупреждение, он роздал заодно и частную корреспонденцию. Шимановскому тоже достался бланк с тремя строчками. Проглядеть их можно было за секунду, даже в полутьме кинозала. Но весточка из дома требовала соответствующей обстановки.

Петр Казимирович выбрался в коридор и поднялся к себе, чтобы за рабочим столом бережно вникнуть в каждое слово. Писала жена: все было дома благополучно. Захотелось есть, хотя на ужин давали жирные вареники с кислой капустой. Шимановский вскрыл банку ветчины и налил стакан кьянти.

Заступив на вахту, Дикун, как обычно, начал с обхода. Инстинктивно недолюбливая дистанционные датчики, хотя на то не было никаких оснований, он доверял только собственному глазу. Неторопливо, со вкусом, словно совершая вечерний променаж, слонялся с площадки на площадку, прислушиваясь к слитному гулу силовых установок, пронизанных могучей дрожью, которая передавалась бесчисленным манометрам, где дергались черные стрелки, замасленным стеклянным трубкам с трясущимися менисками уровней. Пробы из лабрикатора третий механик брал на палец или на ладонь, вечно темную от въевшейся смазки и почти не чувствительную к ожогам. Лишь с обонянием у него обстояло не совсем ладно.

Хотя система кондиционирования на «Лермонтове» находилась на уровне мировых стандартов, на нижних внутренних палубах жаркое дыхание машин и сладковатый угар отработанных газов ощущались довольно явственно. Но именно этого, столь характерного душка, к которому примешивались запахи горячей смазки и сухого перегретого пара, Дикун абсолютно не замечал. Сжившись с машинами, чутко улавливал каждую постороннюю ноту в слитном оркестре, наполненном металлическим лязгом, шипением сжатого воздуха и хлопаньем приводных ремней, он до неразличимости пропитался специфическим машинным духом.

Обойдя по первому разу все площадки, спустился проверить масло на металл. Порошок выявился и в седьмом цилиндре. Пришлось забежать в ЦПУ, позвонить Загорашу, но тот что-то невнятно промычал и положил трубку. Оставалось пожать плечами и возвратиться в зал.

Прокручивая в голове разговор с Шимановским, Дикун терзался запоздалыми сожалениями, что чего-то там не сказал или забыл спросить. Больше всего опасался, как бы в беседе с мастером электрик не обрисовал его в невыгодном свете. Собственно, поэтому он и пытался объясниться, но, к сожалению, бестолково. А ведь все ясно, как день. Он хотел сделать как лучше и меньше всего думал о том, что из-за какого-то нелепого случая может выйти жуткое дело. Хорошо еще, что мастер не успел повернуть пароход. Впрочем, потому и не успел, что Дикун проявил расторопность. Хоть бы это учли…

Миновав отключенный балластный насос, он вновь возвратился к установке и ладонью попробовал, как действует охлаждение. Невеселые раздумья не мешали зорко приглядываться к мельканию стальных шатунов и выполнять привычную до автоматизма работу. Она тоже не радовала сегодня третьего механика, хотя обычно он забывал здесь любые неурядицы. Едва уловимый разлад во взаимодействии движущихся частей определенно усилился за последние сутки. К мерному стуку клапанов примешивался какой-то чужеродный свист. Методично обследовав двигатель от форсунок на верхотуре до подшипников, куда смазка пока поступала исправно, Дикун добрался до крышки клапана. В том, что звук исходит оттуда, он убедился, когда отключил шипящий компрессор, предназначенный для продувки.