После полудня океан раскачало. При полном безветрии в правый борт грузно била крутая, темная, как антрацит, волна. Тарелки приходилось наливать едва до половины. При очередном крене у кого-нибудь обязательно выплескивалось. Когда Шередко забежал перекусить, скатерти в кают-компании уже стали розовыми от борща, а на полу застывали жирные лохмы капусты.

— Тю, вражина! — поскользнувшись, он ухватился за кресло с штормовым креплением. — Прямо Саргассово море.

— Клевещете на водоем с идеальной прозрачностью, — меланхолично заметил Беляй, уписывая липкие от чеснока пампушки. — Белый круг заметен на глубине шестьдесят шесть метров. Это вам не Каролина-бугаз.

— Чем порадуете, Василий Михайлович? — поинтересовался Дугин.

— В пятнадцать часов попробуем выйти на телефонию.

— Ну-ну, — капитан скептически прищурил глаз. — А как насчет — позвонить домой? Вы хоть на очередь стали?

— Та, шестая. Пока докричался до той фифы с Одессы-радио, трошки потеснили другие пароходы.

— Нам всегда не везет, — сказал Дугин. — Хотел бы я знать, кто первый?

— Конечно, Богданов, — гордясь своей догадливостью, выпалил Мирошниченко. — Он после каждого рейса заявляется на радио с конфетами и прочей косметикой. Первая очередь «Оймякону» навсегда обеспечена. Автоматически.

— До чего примерный семьянин, — съехидничал Эдуард Владимирович, которому даже длинные макаронины не мешали улыбаться.

Дугин ответил ему беглым непроницаемым взором.

— И правильно делает, — отрезал Беляй.

До него доходили слухи о том, что капитан оставил первую жену именно из-за Богданова. Неосторожная реплика Эдуарда резанула по сердцу. Стало неприятно за Дугина.

— Как, Василий Михайлович, — поинтересовался он, чтобы разрядить обстановку. — Бочка еще на плаву?

— Плывет, железяка, — добродушно тряхнул челкой Шередко. — Красная, небось, вся от ржавчины.

— Будь у меня оружие, я бы с наслаждением ее расстрелял, — сказал Дугин.

После того, как Беляй случайно проник в его тайну, он благосклонно разрешал позубоскалить на предмет бочки. Это не мешало ему скрупулезно отмечать ее извилистую траекторию.

Когтя линолеум, к столу, за которым сидел второй электрик, проковылял зеленый попугай Юрочка. Он плавал на «Лермонтове» со дня приемки судна и считался полноправным членом экипажа. На него был даже выписан специальный санитарный сертификат. Взлетев к хозяину на плечо, вещая птица проскрипела:

— Вторрник.

— Ошибаешься, Юрочка, понедельник, — заворковал электрик Паша. — Ну скажи: по-не-дель-ник.

— Уберите эту ворону! — прояснел ликом капитан. — Пусть в каюте сидит.

Разумеется, никто не пошевелился. Затаив дыхание, все ждали продолжения спектакля.

— Четвер-р-рг! — явно подначивая, прокартавил Эдуард Владимирович.

— Не сбивайте его, — буркнул Дугин, косясь на дверные створки, которые дребезжа раскрывались и захлопывались при очередном крене. — Может, кто-нибудь все-таки закрепит дверь?

— С удовольствием! — вызвался неунывающий Эдуард Владимирович.

— С удовольствием дороже, — буркнул Дугин. — Ворона молчит? Эй, Юрочка!..

— Вадик, наливай, — грустно молвил попугай, помянув кого-то из прежних владельцев. Несмотря на ежедневный тренинг, он упорно отказывался заучивать новые имена и лишь однажды, это было на рейде Валенсии, случайно обмолвился, к вящему восторгу кают-компании, скомандовав: «Костя, наливай!»

— Ни к черту не годится, — капитан разочарованно скомкал бумажную салфетку. — Пошли, что ли, Василий Михайлович?

Пол под ногами плавно проваливался и уходил вверх. Кренометр показывал до двадцати градусов, но качка после горячего обеда не вызывала неприятных ощущений. Хватаясь для надежности за траповые пруты, Шередко и Дугин поднялись в радиорубку.

Валера с готовностью снял наушники и уступил поворотное кресло Василию Михайловичу. Потоптавшись немного возле капитана, он ушел в соседний отсек, где беспроволочный телетайп выстреливал последние международные новости и вести по стране.

Президент США склонял налогоплательщиков к экономии горючего, а «Черноморец» опять проиграл на своем поле «Кайрату».

«Накрылась высшая лига, — подумал Валера, — вот «обрадуется» Иван Гордеевич».

Шередко настроился на условленную частоту и взялся за ключ. Вслушиваясь в трепетную пульсацию вызова и комариный напев ответной морзянки, Дугин думал о крайнем витке завернувшего к Северной Америке стремительного циклона. Судя по быстро падавшему барометрическому давлению, «Лермонтов» уже вклинился в опасную зону. Метровая зыбь, переваливавшая теплоход с борта на борт, не сулила особо радужных перспектив. Часов через восемь — десять следовало ожидать первых порывов ветра. Потом, скорее всего, наступит короткая, давящая в затылок тишина, а там ветер изменит направление и разыграется шторм. Да еще какой! Если верить погодной карте, сила ветра местами достигнет ураганных градаций.