— В самой маленькой хижине еще живет пастух. Две другие предназначены для туристов, но за ними никто не смотрит. Я читала, что условия там спартанские. Только стены, пол и крыша.

Эмиль ее почти не слушает. Он кружит на одном месте, чтобы охватить взглядом открывающуюся панораму. Пустынная долина, зеленая и гладкая, среди гор, ларчик спокойствия под охраной известняковых гигантов.

— Как красиво… — восторгается Эмиль, опускаясь рядом с ней.

Она протягивает ему флягу, но он отказывается. Снова повторяет:

— Очень красиво. Как будто рай на земле.

Жоанна улыбается.

— Если бы здесь был рай, меня бы это устроило. А тебя?

Он кивает. Жоанна роется в рюкзаке и достает пожелтевшую книгу.

— Что ты делаешь? — спрашивает Эмиль.

— Хочу найти цитату.

— Цитату?

— Да. О красоте. О том, что ты мне сказал… про этот пейзаж.

Он смотрит, толком не понимая, как она листает страницы своей пожелтевшей книги, останавливается время от времени, чтобы прочесть строчку, и продолжает поиски. Наконец, положив книгу на землю, она говорит:

— Нашла.

Теперь она смотрит прямо перед собой, на пейзаж, и декламирует:

— Красота не в том, на что мы смотрим, но в наших глазах [11] .

Несколько секунд Эмиль молчит, потом спрашивает:

— Что это значит?

— А ты как думаешь?

Она задала ему вопрос на засыпку. Он размышляет, подняв глаза к небу, покусывая губу.

— Не знаю, — наконец признается он, — сдаюсь.

— Знаешь, точного ответа не существует. Каждый понимает на свой лад. Поэтому цитата кому-то что-то говорит, а кому-то нет.

— А…

— Я думаю, это значит, что не всем дано видеть красоту вокруг себя. Нужно… Нужно иметь достаточно красивую душу, чтобы ее воспринимать.

Эмиль слушает ее, приоткрыв рот. Она предложит ему переписать цитату в свой блокнот сегодня вечером… Если он захочет.

Открывается дверь самой маленькой хижины, и оба вздрагивают. Человек, который из нее вышел, молод, и это их удивляет. Они привыкли, что пастухи куда старше. Ипполит. Пьер-Ален. Но мужчине перед ними лет сорок, у него растрепанные темные волосы. На нем бежевые брюки и белая рубашка, посеревшая от времени и спартанских условий жизни.

— Вы последние не ушли, — говорит он, шагнув им навстречу.

Жоанна встает, Эмиль тоже.

— Простите? — переспрашивает она.

— Остальные туристы все ушли утром. Я не знал, что вы еще здесь.

Жоанна понимает ошибку.

— О нет, мы… Мы только что пришли.

Пастух смотрит на нее с недоверием.

— Вы хотите переночевать здесь?

Она кивает, не понимая, чему он удивляется. Он указывает на синее небо, по которому белые ватные облака как будто бегут наперегонки.

— Самая сильная в сезоне гроза объявлена на сегодняшний вечер. Вы разве не слушаете новости?

Он понимает по озадаченному лицу Жоанны и растерянному — Эмиля, что нет.

— Большинство туристов слушают. Поэтому они все спустились утром. Вы теперь уже не успеете…

— Мы же все-таки можем заночевать здесь? — спрашивает Жоанна.

Пастух, задумавшись, поворачивается к хижинам.

— У этой крыша вся дырявая. За час промокнете насквозь.

Он переводит взгляд на другую хижину, чуть подальше.

— Можете разместиться в этой. Она хоть защитит от дождя. Но наверняка будет гром. А при слишком сильном ветре я гроша ломаного не дам за входную дверь. Крючок держится плохо.

Жоанна пожимает плечами. Выбора у них все равно нет.

— Пол земляной… Надеюсь, что у вас хотя бы есть удобные коврики…

По их растерянным лицам он понимает, что нет, и в отчаянии закатывает глаза.

— Я могу дать вам свечи и немного спичек. Ручаюсь, что фонарика у вас тоже нет.

Им даже не надо отвечать, молодой пастух уже развернулся, направившись за всем этим в свою хижину.

Обстановка в хижине спартанская. Земляной пол грязный, неровный. Окна черны от грязи. Зато они с удивлением обнаруживают деревянный стол, длинную лавку и камин, правда, заколоченный. Жоанна кладет рюкзак, свечи и спички и выходит за Эмилем наружу. Даже теперь, зная, что будет гроза, им трудно поверить предсказаниям пастуха. Облака быстро несутся по небу, но оно остается ярко-синим и безмятежным. Они ложатся в низине, чтобы насладиться последними лучами солнца перед грозой.