— Я что-то давно не видела Жоанну. Ты можешь посмотреть наверху, вдруг она там?

Он кивает и ставит свой бокал на стол.

— Да, конечно.

Миртиль, наверно, права. Он пьян. На лестнице его шатает.

— Жоанна! Эй, Жоанна!

В студии ее нет. Только Пок крепко спит в темноте на белом диване.

— Эгей, Жоанна!

Он заглядывает в приоткрытую дверь комнаты Миртиль, в ванную. Никого. Он уже хочет вернуться во внутренний дворик, как вдруг ему приходит в голову, что она может быть в переулке перед домиком. Возможно, ей захотелось тишины. Он спотыкается, открывая входную дверь, и видит маленькую черную фигурку. Жоанна сидит на крыльце. Рядом с ней — картонная тарелка с фруктами и куском сливочного торта.

— Что ты здесь делаешь?

Закрыв за собой дверь, он садится рядом с ней на крыльцо.

— Медитация осознания?

Он хотел поддразнить ее, но она отвечает серьезно:

— Да.

— Ох. Я… Я просто пошутил.

Ему трудно различить ее лицо в темноте. Только гребень поблескивает под тонким серпиком луны. Остальное скрывает тень.

— Мне захотелось немного побыть одной, чтобы сполна насладиться праздником… Это ведь последний вечер.

Он делает над собой усилие, чтобы не посмеяться и не показать, что не верит ее словам.

— Насладиться…

— Да.

— Совсем одна… Здесь? Почему же не там?

Она качает головой.

— Что тебя удивляет? Или мы обязаны быть среди шума и суеты, чтобы насладиться им сполна?

Он чувствует себя полным идиотом и бормочет невнятный ответ:

— Ну… Не знаю… Я думаю…

Она раздраженно морщится.

— Прислушайся.

Он повинуется. До них доносятся голоса гостей. Отчетливо слышен смех, мужской бас, звон бокалов. Среди других он узнает голос Миртиль:

— Оставьте эту ветку в покое, Доминик! Вы ее сломаете!

Кто-то протестует, потом:

— Плевать я хотела на фонарики! Мне дорог мой платан!

Эмиль и Жоанна улыбаются в темноте.

— Вот видишь. Их слышно еще лучше, чем если бы мы были там, — шепчет Жоанна.

Он бросает взгляд на картонную тарелку рядом с ней и снова невольно улыбается.

— А с этим тоже так? Шум мешает тебе оценить торт?

Она нимало не смущается, сохраняя спокойный и уверенный тон:

— Да. Ты удивишься, узнав, до какой степени все кажется лучше, если постараться все осознать.

Он воздерживается от комментариев, потому что боится снова показаться идиотом, бедным духовно. Быть может, так оно и есть… Но он не ожидал, что Жоанна продолжит голосом, близким к восторженному:

— Видишь, здесь я могу смотреть на торт. Мы никогда толком не смотрим на то, что едим. Я могу несколько минут смотреть на него, пытаться угадать, как он пахнет, каким будет на языке, будет ли карамельный слой внизу хрустеть или таять во рту. Потом я могу… могу закрыть глаза и сосредоточиться на запахе. Знаешь выражение слюнки текут… Это не шутка. Это действительно происходит, когда ты внимательно смотришь и нюхаешь, когда даешь желанию угнездиться в тебе. Я даю моему телу захотеть этот торт, достаточно долго пускать слюнки, пока оно не будет готово вкусить его, потому что тогда я буду знать, что все мои чувства обострены.

Теперь он слушает ее внимательно, но не может удержаться от шпильки. Идиот, что с него взять.

— И ты его съешь в определенный момент?

Она совершенно игнорирует его сарказм и продолжает, как будто он ничего не говорил:

— Потом я подношу его ко рту и сосредотачиваюсь на ощущении текстуры на языке, на том, как обволакивает его моя слюна… Чувствую, как он медленно тает на нёбе, вдыхаю первые выделяющиеся ароматы, ощущаю пробуждающиеся вкусовые рецепторы. Словно маленькие пузырьки счастья лопаются на языке. И испытываю блаженство, которое разливается по всему телу. Знаешь, мозг высвобождает гормоны счастья, распознав сахар. Воспоминания детства могут всплыть, когда вдыхаешь запах апельсинового цветка или шоколада…

На секунду повисает молчание, как будто она пробует торт, и у нее вырывается тихий вздох.

— И потом наконец я его кусаю. И это как Большой взрыв… Экстаз. Финальный букет.

Ему забавно это от нее слышать. Звучит очень чувственно. Он с трудом удерживает какую-то детскую улыбку, но губы раздвигаются сами собой.

— И все это происходит, когда ты ешь?

Жоанна кивает. Он угадывает в темноте, что она тоже улыбается.

— Да. Все это происходит, когда ты ешь. Но и когда дышишь, когда ходишь, когда занимаешься любовью… Надо только быть внимательным.

Эмиль кивает и, когда пытается сглотнуть, понимает, что огромный ком закупорил горло. Он вдруг чувствует себя тяжелым и неуклюжим. До него доходит, что он просто недотепа. Самый обыкновенный парень, который никогда ни в чем ничего не понимал. Парень, который никогда не вел дневник и не мог понять своими куриными мозгами глубину цитаты или осознанно отведать кусок торта. Вот она — она-то научилась жить. Отец ее научил. Поэтому все поэтично в ее голове, все прекрасно и так просто.