Шрифт:
– Не реви… Не реви, я сказал!..
– И-и-и-и-и…
– Борис, не сидите истуканом, успокойте же свою невесту… Милая, ну прекратите, не рвите мне душу и мозг, ради бога. Ну, пожалуйста… Я у Шантунга в голову раненый, между прочим… О, Господи… От меня-то что требуется!..
– Если царь Николай Александрович его попросит… А вы ведь с ним часто разговариваете… То, может быть, вы…
– Попрошу Николая Александровича. Что еще?
– Господи!!! Какой вы чудесный, какой славный человек!!! Я вас обожаю, Всеволод Федорович…
– Коньяку хотите?
– Какого?.. – хлюпнула носом Берта, тщательно протирая уголки заплаканных глаз над покрасневшим носиком.
– Хорошего.
– А можно?..
Глава 5
Адмирал Тихого океана
Владивосток, Порт-Артур. 29 марта – 08 апреля 1905 года
Он не был здесь четырнадцать лет. Долгих четырнадцать лет… Без малого полтора десятилетия, которые словно во мгновение ока схлынули зыбкой, пенной волной, когда на выходе из здания вокзала его ноздри уловили свежее, едва не позабытое, чуть горчащее дыхание Великого океана…
И отдалились куда-то, стихли голоса окружавшего множества людей, поблекло, став мутным черно-белым, колышущееся великолепие парадных мундиров, дамских мехов, плюмажей, золотого шитья. И только гортанные клики стремительных, мощных, бело-крапчатых чаек над иссиня-зеленоватой водной гладью, только искрящиеся в солнечных лучах последние зимние льдины. И прямо перед ним черно-бело-желтая стена огромных кораблей на фоне разноцветной весенней мозаики полуоттаявших сопок…
Он вернулся! И возвратился он так, как когда-то, будучи совсем юношей, мечтал с князем Эспером Ухтомским. Сегодня за его спиной лежал Великий Сибирский путь, главная транспортная артерия Российской империи, постройке которой в оптимальном виде, до незамерзающего тихоокеанского порта возле самого порога Циньского Китая, геополитические конкуренты так и не смогли помешать. И теперь перед ним – третья российская столица. Его столица. Столица русской Азии. И она его по праву.
Петр Великий прорубил у холодной Балтики окно в Европу. Ворота к южным морям почти пробила Екатерина Великая и славные «птенцы гнезда ея»: Орлов, Потемкин, Спиридов, Суворов, Ушаков. Лишь одно не успели они, завещав потомкам скинуть турка с черноморских проливов. И отныне это следующая задача его царствования. А сегодня, подводя третью опору под здание мирового величия России, достойно завершив труды и подвиги множества истинных подвижников и патриотов земли Русской, от Ермака и Хабарова до Римского-Корсакова и Муравьева, он может уже во весь голос, а не в мечтах и планах, возвестить: «Вот он, перед нами, прочен и нерушим, новый главный фасад Российской империи!»
Чтобы слышали эти слова Белого Царя все: и друзья, и недруги; и рядом, и на самых дальних берегах. Чтобы знали: Российская империя возвышается у Великого океана не как гостья, но как хозяйка. И пусть все помнят пророческие слова новгородского князя Александра Ярославича: «Если кто из вас, господа иноземцы, с миром да делом торговым в гости к нам пожалует, приезжайте смело: хлеб-соль вам. Милости просим! Но ежели кто с мечом к нам войдет, тот от меча и погибнет! На том стоит и стоять будет наша русская земля…»
Когда Николай вдруг встал как вкопанный, замерев на верхних ступенях лестницы у вокзала, окружавшая его процессия в удивлении сбила шаг. Царь молча, пристально всматривался куда-то в глубь бухты Золотой Рог. Находившийся подле него наместник Алексеев явно опешил: ландо подано, дорожки расстелены, караул и войска построены. Что же медлит государь? И лишь германский кронпринц, видя удивление и растерянность на лицах свитских и сановников, тактично приложил палец к губам, всем своим видом показывая, что сейчас мешать императору грешно. Он один безошибочно понял, что творилось в душе российского самодержца…
Внезапно по площади, по людям, по лошадям и экипажам, по граниту и бархату, по стали и щебню проскользила стремительная тень. Николай, словно очнувшись, поднял глаза к небу. Там, поднимаясь все выше и выше, в бездонной глубине иссиня-голубой бездны, широко раскинув могучие крылья, парила огромная птица. Тяжелый хищный клюв, белый хвост ромбом, такие же белоснежные «эполеты» на плечах, грозные когтистые лапы…
– Боже мой! Орлан… В прошлый раз я его так и не увидел…
– Да, государь, он самый. У нас тут их много сейчас, пока льдины еще не все сошли. Вон, посмотрите, там, на заливе.
– Да, вижу, Всеволод Федорович. Какая же могучая красота! – И ломая церемониал, царь вместе с молодым Вильгельмом решительно направился мимо экипажей и гарцующих казаков конвоя прямиком к берегу. – Подайте кто-нибудь бинокль или подзорную трубу. Желаю взглянуть на этих красавцев поближе…
Уезжая в Иркутск на встречу с императором, наместник Алексеев взвалил текущую подготовку к Высочайшему визиту во Владивосток, Мукден и Порт-Артур на плечи Макарова, Гриппенберга и их штабов. В Артуре как белка в колесе крутился Витгефт, а подготовка флота и всей дальневосточной столицы по большей части оказалась в руках Моласа: Степана Осиповича доктора от излишних нагрузок оберегали, и вместо личных инспекций и участия ему досталась роль высшей утверждающей инстанции.