— Интеллигенция, грамотные. Сволочи еврейские!.. Душить их! Вороньи носы, нас заклевали, образованные! Таких мы в 18-м году прямо к стенке ставили!

Москву я покидал в зимний буранный день января. В воздухе висела косая кисея крупного мохнатого снега.

Временами по булыжным мостовым мела поземка, бушевала пурга. Трудно было представить, что где-то уже весна, ярко и тепло светит солнце, растет трава, цветут цветы, порхают бабочки и греются в весенних лучах холодные гибкие змеи.

Дорога действительно была долгой. В Ташкенте пересадка. Теперь близко. От столицы советского Узбекистана я сразу по узкоколейке добрался до Байрама-Али. Еще пески, еще стужа и такыры, схваченная морозом верблюжья степь. Глубокие выемки сквозь насыпи древних земляных крепостей. Прибыли.

Пролетел я весь свой огромный путь в четыре тысячи километров менее чем за две недели. Уложился за двенадцать дней. Как раз по приезде успел узнать, что Рузвельт второй раз подряд вступил на должность президента США.

Самые продвинутые советские граждане активно обсуждают программную речь нового американского президента. О которой написано в газетах. Идиоты! Разве президент будет говорить, что думает? Резать правду-матку? Если он умен, то, конечно, нет. А дурака не выберут.

Я опять отправился сюда по старым следам, с большим нетерпением ожидая новых встреч со старыми крепостями, тихим городком Байрам-Али и с теми немногими, кого судьба послала мне в товарищи или добровольные помощники.

Маленький южный город дышал удивительным для жителей больших центров спокойствием. Приехал я в Байрам-Али уже не как студент, а как человек вполне самостоятельный, и остановился все на той же санитарной станции. Хорошо-то как! Царская резиденция для отдыха. На курорт приехал, на курорт курортничать! А это вам не на всесоюзных стройках ломаться. Горб себе зарабатывать.

Вот только комнату мою занимал теперь врач, специалист по борьбе с малярией, — в эти годы для Туркмении да и вообще для всей Средней Азии малярия была настоящим бедствием.

Врач был молод, энергичен, одним из тех энтузиастов, кто упорно и смело взялся за искоренение тяжелого недуга, и, прежде всего, малярийного комара — разносчика болезни.

Моя новая комната находилась по соседству с комнатой врача, и по комфорту ничуть не уступала прежней. И кроме, того подкупала тишина и уединенность. Главным же ее достоинством по-прежнему я считал электрический свет. Даже мой самопальный «террариум» со стеклом целехоньким дождался меня у завхоза «царского санатория».

На этот раз — как охотник — на особенную удачу я не рассчитывал, так как приехал довольно рано, зимой, когда активность животного мира, его численность, разнообразие резко сократились. Змеи, например, еще спят, до будущей весны зарылись в песок местные тортиллы, а такой зверь, как желтый суслик, непогоду решил переждать в своей норе и, как обычно, на целую зиму завалился дрыхнуть.

Так что можно было отдыхать и заниматься своими делами. Основной смысл моего раннего приезда скорее всего заключался в изучении охотничьих угодий, где в будущем можно было бы развернуть охоту, и самым интересным в этом отношении районом мне представлялся оазис, жизнь которому давала сбегавшая с парапамизских вершин река Мургаб.

Так что я гулял, можно сказать, с экскурсионными целями. К тому же, ежедневные прогулки на свежем воздухе — для здоровья хорошо.

Климат был здесь резко континентальным, и морозы пока стояли, не уступающие киевским. Легкие у меня горели и холод обжигал лицо. «Морозец не велик, но стоять без дела не велит». И никаких тебе вокруг грязных плюющихся верблюдов, в последний раз мывшихся при рождении пустынных кочевников и множества иных дурно пахнущих личностей. Тишина и покой.

История Мургабского оазиса уходила в туманную глубину веков и изобиловала неслыханными по своему драматизму событиями. К этому — в общем-то небольшому клочку земли — оказались причастными имена людей, когда-то прогремевших на весь мир и которых мы хорошо знаем со школы. Многие из них вторгались в этот оазис с целью грабежа, захвата и порабощения тех, кто населял долину с незапамятных времен. Несчастье оазиса заключалось в его феерическом плодородии, в его богатстве.

Так, географ и историк древней Греции Страбон писал о виноградных лозах Маргианы толщиною в обхват и виноградных гроздьях длиною в локоть.

Маргиана!..

Звучит-то как здорово!.. И нежно, и торжественно, почти как имя женщины — Марианна! «О Марианна, моя Марианна, я никогда не забуду тебя»… Именно так — Маргианой — и называли в древности долину Мургаба греки и римляне.

Были у оазиса и названия попроще: Маргав, Маргуш, Мару, Мерв. Древний город, существовавший уже в те годы, когда в лесах России еще полноправным хозяином был медведь. А хозяйничал он лишь потому, что человек, редкий абориген — охотник и рыболов, бывал там и по численности и по силе лишь случайным гостем.

А здесь — древняя земля. Очень древняя. При этом не один «потрясатель вселенной», обуреваемый жаждой захвата, стремился прибрать к рукам эту славную и многострадальную жемчужину Средней Азии. Чтобы оградить себя от непрошеных гостей, жители оазиса возводили мощные крепости и укрывались в них в лихую годину.

Но стены крепостей не всегда помогали.

Несколько раз покоряли Мерв персидские цари. Как свидетельствует клинописная надпись на Бехистунской скале, еще в шестом веке до нашей эры долина Мургаба входила в состав Ахеменидской державы под названием Маргуш.