Шрифт:
Я же отвел руку с заточкой в сторону и, бросив испорченный сачок на пол, с вихревой скоростью воткнул свой нож в плечо соперника. Костлявая кисть разжалась, нож выпал из руки уголовника. Железяка с неприятным звуком ударилась о цемент.
Кровавая пена шла у моего врага изо рта, а глаза затуманились. Тело урки начинало содрогаться от мелких конвульсий. Больше он был мне не соперник. Тогда я палкой с пинцетом ударил по руке Гнилозубого и второй рукой воткнул свой ножик ему в защищающуюся левую ладонь.
Отлично. Могучим пинком я мощно ударил по колену Гнилозубого и там что-то захрустело. Кости разошлись. Сухожилия не выдержали. Связки порвались. Уркаган взревел от боли и гнева. Должно быть это очень больно, я же вложил всю свою силу в этот удар. Весь свой вес. Не сбавляя темп, я ткнул лезвием своего клинка в шею врага.
Очень противный парень. Он мне совсем не понравился. Он получил по заслугам.
Все — троим уже хорошо.
Четвертый уголовник понял, что они влипли вглухую. Наступила его очередь: я сделал быстрый скользящий шаг в его сторону, стремительно сокращая расстояние.
Ага! Он меня боится. Это хорошо.
Разумней всего было этому уркагану рвать когти, но потом перед своими не оправдаешься. Да и оставаться целым при таком раскладе западло…
Братва не поймет и не оценит.
Я ударил палкой по руке с бритвой, а потом, со скоростью работающей швейной машинки, нанес несколько ударов по телу соперника. Куда попадать мне было без разницы. Удар проходил за ударом. Этот тоже упал. На грязном полу вокзального сортира бесформенными кулями валялись четыре еще недавно грозных уркагана.
Я быстро каждому представителю братвы воткнул лезвие ножа в район трахеи. Будем считать это за Акт милосердия: лучше не оставлять бедняг мучиться последние десять минут жизни. Как только опухоль пойдет, человек гарантировано задохнется. На 100 %.
А токсикологическую экспертизу здесь никто делать не будет. Видно же уголовники с заточками, сами себя в туалете порезали. Отчего и умерли. И хрен с ними. Они сами выбрали этот путь.
Так что я намочил чью-то трофейную кепку и быстро вытер кровь с порезов своей правой руки. Засунул нож в ножны. Достал из кармана платок и обернул чистой тканью кисть и все что выше. Пойдет. Схватил с пола рюкзак, поднял уцелевший чемодан, взял сломанный сачок (не надо оставлять улику) и побежал на поезд.
Оставив на месте тишину и стерильность. Полную и абсолютную. Ибо анализ ДНК пока проходит по разряду ненаучной фантастики.
Посадку уже объявили. Проводница проверила мой билет, скользнула взглядом по платку, с окровавленными пятнами на руке.
— Не повезло. На острую железяку напоролся, — спокойно пояснил я. — Ничего непоправимого. У вас же в аптечке йод есть? В туалете царапины промою и перевяжу по настоящему.
Порезы кровоточили, но не так, чтобы мне понадобилась помощь врача. Так что и йод у проводницы нашелся и бинт. А там и поезд тронулся в путь.
Глава 19
Похоже, свою норму приключений я уже на эту поездку выбрал. Так что до Ташкента я добрался без особых проблем. Да и то, я сидел тише воды и ниже травы, языком не болтал и ни во что не вмешивался. Идеальный пассажир.
В Ташкенте я рискнул заказать сетку на порванный сачок, чтобы мне доставили ее через проводников в Байрам-Али. Деньги заплатил вперед.
Когда приехал в богоспасаемый Байрам-Али, то первым же делом скинул золото. Полученных 21 тысячи рублей мне хватит надолго, чтобы не рисковать без нужды. Большую часть денег я спрятал в тайнике, в старых развалинах. Чьи деньги — непонятно. Мало ли кто здесь ходит. А если и устроят засаду, то милиция тут долго не просидит. Это я со змеями дружу, другим же нахождение здесь будет хуже пытки.
Надобно сказать, что я сильно боялся мести уголовников. Вопрос не праздный — напали раз, могут и повторить. Отомстить за корешей. Петухи гамбургские! Таких как я, вольных курьеров, они мочат чаще чем водопроводчиков. Коготок увяз, всей птичке писец.
Поэтому я решил сделать перерыв в своих транзитных поездках до весны. Соваться в разбуженное осиное гнездо? Засадят мне перо под ребро — и дело с концом.
Увольте! «Покоя сердце просит» — как говаривал А. С. Пушкин.
Буду работать по почте. А здесь — я в домике. Почти. Байрам-Али — курортный городок в зеленом оазисе среди пустыни. Город маленький, здесь все друг друга знают. Конечно, в этом утверждении есть некоторое преувеличение, но в целом оно справедливо. Любая группа приезжих уголовников здесь сразу привлечет к себе повышенное внимание. Они тут окажутся как в ловушке. Только высунься, сразу арестуют, осудят и в лагеря баланду хлебать отправят.
Ну, нападут они на меня, а как потом уйти? Пустыни они не знают, наработанных связей среди туземцев не имеют. На железной дороге их сразу примут. Ломиться напрямик — так туркмены подключаться, а за голову беглеца власти издавна джигитам давали чай, сахар, сигареты и немного денег…
А если они пришлют сюда какого-нибудь безобидного наблюдателя, а сами будут базироваться в соседних Марах, за двадцать километров отсюда. И попытаются меня подловить на выходе «в поле»… Что же, милости просим! Три раза «ха-ха»! Как говорил Шариков: «У самих револьверы найдутся».