Вот селяне и суетились, чтобы пристроить своих дочерей в «теплое место». Колхозники в СССР почти везде синоним нищих. Работают за трудодни. А здесь и вообще твориться черт знает что.

Всегда грязные, живущие впроголодь, копошащиеся, как земляные черви в своих сложенных из глины саклях, маргианцы были всем довольны, и во всем находили радость. Их радовала кружка холодной воды и кусок пресного хлеба, потому что эта вода и этот хлеб не легко доставались им; сахар и чай с куском овечьего сыра делали их вполне счастливыми.

Вот гонит туркмен своего осла по шаткому подвесному мосту через арык, настланному хворостом, и поет песню; он не боится упасть, он только боится за осла, который несет в мешке из бараньей кожи плодородную землю, чтобы оплодотворить его огород. Так, изо дня в день, может быть месяц или год он свозит к себе землю, и ему будет довольно собранного с нее урожая. Не жизнь, а песня!

А калым за жену был чисто символическим. То есть плати пару баранов и забирай дочку. Двенадцати-четырнадцати лет. Я мог бы завести целый гарем таких малолетних жен. Обжигающе страстных.

Снова вру. Не мог бы. В сельсовете меня могли бы зарегистрировать только с одной. А если бы за взятки зарегистрировали с несколькими, то я бы мог попасть под статью УК о многоженстве. А так как я не мусульманин, то церковный брак мне тоже не грозил. Да и комсомолец не будет приглашать муллу, чтобы жениться. Использовать же свой единственный шанс я не спешил.

Если еще перебирать плюсы моего незавидного положения, мы же оптимисты, то можно сказать, что иммунитета я хапнул во время своей болезни с избытком. Забегая немного вперед, поведаю, что до того момента как я ушел на фронт, змеи кусали меня еще три раза. И каждый следующий укус я переносил гораздо легче, чем предыдущий.

И еще один жирный плюс моего текущего положения остался вне поля моего внимания. В сентябре оперативную информацию о моих шалостях и спекуляциях в столице советской Украины, из разряда «интересно каждому», узнал через своих стукачей уполномоченный НКВД, капитан Терещенко. Обладатель яркой внешности сельского жителя. «Знают двое — знает свинья»- поговаривает сейчас шеф гестапо Мюллер и при этом этот немец совершенно прав.

Но поскольку я был сейчас не в сфере юрисдикции капитана, а для других он работать не любил, то Терещенко сохранил полученную информацию обо мне в тайне. Хрен знает как там у других, тут самому звездочки нужны. Так что Терещенко затаился в засаде, рассчитывая меня арестовать, когда я снова окажусь в Киеве.

Под лозунгом «а куда ты, родимый, денешься?» И пытками выбить признание. Потому, что капитан был ярым приверженцем стиля «ежовых рукавиц». Чекистский энтузиазм у него пер изо всех щелей.

Но Большая чистка была уже позади. И сталинское окружение, отягощенное партбилетами, но не разумом, задницей поняло, сообразив с каким огнем играет, что они перестарались. Перегнули палку. Нужен был виновный. Что бы он ответил за массовые убийства в Стране Советов. За то, что трупы следовали в морги как на конвейере.

Таким козлом отпущения, в качестве громоотвода, негласно был объявлен комиссар по госбезапасности СССР Николай Ежов. И в ноябре 1938 года его тихо убрали на должность народного комиссара водного транспорта СССР. А потом так же по-тихому в апреле 1939 Ежова арестовали и расстреляли. Кранты! Чем грешил, от того и помер. Судьба любит порой забавно подшучивать над людьми.

Но как говорил В. И. Ленин: «Без ВЧК и других подобных карательных репрессивных органов советская власть существовать не может». На колу мочало — начинай сначала.

И преемник Ежова, Лаврентий Берия, сильно смахивающий на двойника Гиммлера, в первую очередь начал чистить органы от креатур своего предшественника. «Бездарей и тряпок». По-науке.

Даже официальный документ был рожден со словами насчет «произвола организации, напичканной преступниками, садистами и разложившимися элементами люмпен-пролетариата». Только в конце 1938 года было казнено три тысячи бывших сотрудников Ягоды и Ежова в дружных рядах НКВД. Полных дегенератов, умеющих только протирать штаны на жирных задницах, елозя по мягким сиденьям начальственных стульев.

И затем начал Лаврентий Берия расставлять на освободившиеся вакансии своих людей. Во всей этой кабинетной братии. Своя рука — владыка.

Ведь личная преданность и готовность выполнять любой приказ начальства — залог продвижения по службе. Причем более весомый, чем честность, мужество и оперативное мастерство. А честь, совесть, порядочность, беззаветная верность долгу и другие подобные категории вообще не входят в систему служебно- должностных ценностей, не отражаются в характеристиках, не учитываются при аттестациях и не способствуют карьере.