– Мы могли бы здесь остаться, – вдруг произнес он.

Они сидели прямо на камнях, слишком близко друг к другу из-за размеров скалы. Когда ветер развевал волосы Аиды, их кончики касались его щеки.

– Не могли бы. Мы ведь все забудем.

– И что такого нам хочется помнить?

Она промолчала. Да. Точно. Ей есть что помнить. Отца, эти ее коньки, океан с белым песком и зеленые улицы родного города. Он бы тоже не хотел отказываться от таких воспоминаний.

А вот Аид с его красными скалами и раскаленным воздухом, от которого саднит в груди, он с удовольствием бы забыл. Или тело матери, запертое в клетке. Или ее дух, заточенный в старом сгоревшем доме. Или новый дом, как издевку над прежней жизнью. Или…

– Мы ведь все равно не изменимся. Останемся братом и сестрой. И еще придется есть балеопалов. Через год на такой диете мы и сами станем на них похожи. К тому же мы не знаем, что будет, если тебя съедят. Ты-то перерождаться не умеешь. Вдруг будешь вечно перевариваться в балеопале?

Он фыркнул. Аида поежилась от очередного порыва ветра, но не сдвинулась с места. Она все еще носит его куртку. Ему хочется верить, не только потому, что в Мортруме сложно найти новые вещи.

– Ты посмеешься, если я скажу, будто у меня ощущение, что наш мир какой-то… неправильный? Самаэль говорит, что душам вообще сложно осознать законы иных миров. Что нашей энергии просто не хватает. Но я-то наполовину иная! И… все равно миры кажутся ужасно неправильными! Посмотри на океан, он прекрасен! Но что в этом мире есть кроме него? Они веками живут в бесконечном цикле перерождений! Разве цель миров – не развитие? Не изучение?

– Вельзевул утверждает, что цель – сохранить мир в первозданном виде, жить в гармонии с его законами. По-моему, балеопалы с этим справляются, – пожал плечами Дэваль.

– Да. Наверное. Я просто не могу смириться с тем, что жизнь оказалась не такой, какой я себе представляла. Забудь. Что будем делать с убийцей балеопалов? Расскажем Самаэлю?

– Придется. Он – глава министерства. Угрозы Мортруму должны быть доведены до сведения Повелителя, а он общается лишь с Сэмом.

– Но мы можем… – Аида закусила губу, как обычно делала, когда не была уверена в том, что собирается сказать, – то есть крайне редко. – Можем использовать эту информацию, чтобы ты поговорил с отцом.

– Мне не о чем с ним говорить, – отрезал он, поднимаясь. – Идем, пора возвращаться.

Немного неловко замерзшая до дрожи девушка поднялась и охнула, покачнувшись. Он едва успел поймать ее за плечо и притянуть к себе, чтобы надежно оградить от края.

– Ты мне должна уже столько желаний – я и со счета сбился.

Дней без прогулов колледжа… ноль.

Наверное, Тордек и другие магистры, на которых взвалили мое обучение, метают дротики в мой портрет – недаром он исчез из мастерской Дара. Заглянув к нему однажды, я спросила, где рисунок, который он начал, когда я только переехала, и парень невнятно промямлил что-то про свою неуклюжесть и открытые банки с красками. Мы договорились как-нибудь порисовать еще, но жизнь бьет ключом и не оставляет времени даже на колледж, не говоря уже о позировании.

В очередной из дней я твердо решила отправиться на учебу, даже несмотря на риск вновь столкнуться с Олив. После того как меня чуть не унесло течением в небытие, от Харона меня тоже открепили и, вероятно, стали думать, что делать с этой неудачницей дальше. Или решали проблему с балеопалами: Самаэль отказался посвящать нас с Дэвалем в подробности, сославшись на чрезвычайно важное дело, которое курирует Повелитель лично. Так что я ощущала некую смесь обиды (как же так, самый важный нос в мире мертвых не пустили в чужое дело) и вины (балеопалам помочь обещала я, а в итоге просто верю, что взрослые разберутся).

Но планы по грызне за гранит науки снова смешал Самаэль.

– Тебя ждет Повелитель.

– Прозвучало так, будто мы в турецком гареме, куда меня продали в рабство.

– Не знаю насчет гарема, но могу всыпать плетей, если хочешь.

– Фу, мистер Сонг, какие фантазии! Вы женатый человек, побойтесь супругу!

– Я после тебя уже ничего не боюсь. Давай быстрее, Вельзевул не любит ждать. У него к тебе важный разговор.

Тут я и разволновалась. Мои разговоры с ним можно пересчитать по пальцам, даже если этих пальцев осталось всего два. В первый раз мы встретились у Предела, куда его сыночек в приступе бессильной злобы отправил меня на идиотском вагончике из старого парка аттракционов. Во второй – после того, как я сорвала оргию, устроила драку и на всех обиделась.

Я даже оделась в форменное платье.

Самаэль загадочно хмыкнул.

– И о чем пойдет речь?

– Понятия не имею. У отца нет привычки согласовывать со мной свои беседы. Полагаю, хочет лично услышать все, что вы с Дэвом рассказали.

Это немного успокоило. На самом деле я боялась одного: вдруг Вельзевул узнал, что происходит у нас с Дэвалем? Что, если сейчас меня окатят презрением, назовут ненормальной и выселят куда-нибудь за пределы города, в палатку у Стикса?

Даже ладошки вспотели, что со мной бывает крайне редко.

Но еще реже я готова признаться в собственной слабости. Поэтому, сделав глубокий вдох, я вошла в кабинет, где прежде еще не бывала. Полагаю, именно им пользовался Вельзевул, но в последнее время нечасто – шкафы, мебель (за исключением кресла перед массивным письменным столом) были покрыты толстым слоем пыли. Из источников света горел лишь камин. Наверное, из-за заточения у Предела хозяин мира мертвых тяжело переносил яркий свет.

Сам Вельзевул сидел за столом, задумчиво устремив взгляд на пляшущие языки пламени. Казалось, он даже не заметил, как мы вошли. И как Самаэль подло оставил меня в одиночестве, бесшумно исчезнув.