– Поскорей бы...
– попросил Кузьма.

– Хорошо, хорошо... Узнаю, - нетерпеливо отозвался Стрельцов, и Кузьма замолчал.

Удобно откинувшись в кресле, Стрельцов курил, изредка поглядывал на Кузьму и думал о чем-то своем. Кузьма разглядывал носки своих порыжевших сапог. Лена смотрела в окно и молчала. Потом спросила:

– А где Женя?

– Не знаю...
– оживился Кузьма.
– Он мне велел у дома ждать. Я ждал, ждал... Ну и поднялся.

– И правильно сделали, - лениво заметил Стрельцов.
– Может быть, вы голодны?

– Чего?
– не сразу понял его Кузьма.

– Есть, спрашиваю, хотите?

– А!..
– Кузьма залился краской и замотал головой.
– Нет. Спасибо!

– Ну, ну...
– с интересом посмотрел на него Стрельцов и опять замолчал.

У двери зазвонили. Раз, другой, третий...

– Это Женька!
– побежала к дверям Лена.

– И, судя по звонку, с новостями!
– поднялся с кресла Стрельцов.

Женька Горовский не вбежал в комнату - влетел, держа в одной, откинутой назад руке помятую гимназическую фуражку, в другой напечатанное на серой оберточной бумаге воззвание. Рубашка его выбилась из-под форменного пояса, ворот был расстегнут, лицо пошло красными пятнами. Он упал в кресло, вытер мокрый лоб рукавом и умоляюще сказал:

– Воды!.. Полцарства за стакан воды!..

– Воды нет, - спокойно ответил Стрельцов и налил в свой фужер остатки вина из бутылки.
– Вот, выпейте.

– Женька, не смей!
– крикнула от дверей Лена.

– Ерунда!
– отмахнулся Горовский, залпом выпил вино и протянул Стрельцову листок с воззванием.
– Вот, Петр Никодимович!

– Что это?
– взял листок Стрельцов.

– Читайте!
– Горовский откинулся в кресле и опять принялся вытирать рукавом мокрое лицо.

Стрельцов пробежал глазами начало воззвания, нахмурился, прочел вслух:

– "Комитет Союза рабочей молодежи извещает о созыве районной конференции. В повестке дня: подготовка к Первому Всероссийскому съезду Союза рабоче-крестьянской молодежи".

Он опустился в кресло, долго тер ладонью лоб, потом сказал:

– Этого еще недоставало...

– А как же мы?
– спросила Лена.
– Наши Союзы распустят?

– Или предложат соединиться, - раздумывая, ответил Стрельцов.
– А это - нож в спину юношеского движения!

– Но вы же сами настаивали на объединении, Петр Никодимович? недоуменно взглянул на него Горовский.

– На беспартийном объединении, Женя, - поправил его Стрельцов.
– А они хотят отдать наше дело на откуп большевикам.

Он вскочил с кресла, зашагал по комнате из угла в угол, потом остановился и решительно сказал:

– У молодежи свой путь, свое место в революции. И мы будем бороться за это!

– Открытый бой?
– подался вперед в своем кресле Горовский.

– Бой, Женя!
– откинул со лба волосы Стрельцов.
– Решительный и правый!

– Надо подготовить людей!
– поднялся Горовский.
– Собрать, информировать...

– Обязательно!
– кивнул Стрельцов.
– И не теряйте времени!

– Идем, Лена!
– заторопился Горовский, уже в дверях взмахнул фуражкой и продекламировал: - "И вечный бой! Покой нам только снится!"

– Опять стихи!
– потянула его за рукав Лена.

В коридоре был еще слышен голос Горовского: "Не понимаю тебя! Что может быть прекраснее стихов?", потом хлопнула входная дверь, и все стихло.

Кузьма встал с кресла и нерешительно сказал:

– Мне тоже вроде пора... До свидания, Петр Никодимович.

– До свидания.
– Стрельцов все еще расхаживал по комнате, ерошил волосы, морщил лоб.

– Вы насчет механических курсов не забудете?

– Что?
– остановился Стрельцов.

– Насчет курсов, говорю...
– робко напомнил Кузьма.

– А-а!..
– раздраженно отмахнулся Стрельцов.
– Я же сказал... Идите.

Послушал, как хлопнула за Кузьмой входная дверь, прошелся по кабинету, остановился у окна и потянул на себя раму. Наполнилась теплым ветром и чуть зашевелилась тяжелая штора, солнечные зайчики заиграли на стеклах книжных шкафов, под окном слышались веселые ребячьи голоса, где-то далеко звенел трамвай, синело безоблачное небо, и не верилось, что август на исходе.

А Вадим Николаевич Заблоцкий вышел из подъезда солидного, облицованного гранитом особняка, у входа в который сохранилась черная с золотом вывеска: "Фосс и Штейнингер". Вынул из жилетного кармана часы, щелкнул крышкой и неторопливо пошел по Невскому, к Адмиралтейству. Постоял у чугунной ограды и, увидев идущую по усыпанной песком дорожке женщину в черном платье, двинулся ей навстречу.

Женщина шла легко и быстро, чуть подавшись вперед, и была бы даже красива, если бы не плотно сжатые губы и прищуренные холодные глаза. Она кивнула Заблоцкому и села на скамью, изящным движением оправив платье.