Маня постаралась как можно подробнее изложить то, что ей было известно об обстоятельствах похищения. Появился Олешка. Он прислушивался к словам девочки, старательно кивал и иногда добавлял кое-что от себя. Когда дети закончили, пан Яровецкий вздохнул:

– Итак, этим занимаются казаки. Что же, пора и мне присоединиться. Гусары прибудут послезавтра. Спасибо, дети, вы сделали что могли. А сейчас – завтракаем.

Утром Лиля проснулась оттого, что услышала звук отпираемой клетки. Женщина с закрытым лицом сделала пленнице знак выйти. Княжна безропотно подчинилась. Другие девушки также выходили из клеток, хмурые и измученные. Не успела Лиля разобраться, что происходит, как на шею ей надели ошейник, соединённый цепью с таким же приспособлением на другой девушке. Затем Лиле вывернули руки за спину и связали. Очень скоро нанизаны на цепь оказались и десятки других пленниц, на них надели покрывала. Ничего не поясняя, девушек тычками заставили двинуться в путь – насколько могла определить Лиля, в сторону порта, откуда они прибыли накануне. Две-три сотни шагов скованными ногами – и девушки оказались в огороженном месте с несколькими помостами, на которых были установлены столбы. Стало ясно, что это невольничий рынок. Лиля увидела Усмана. Он гордо взирал на связанных узниц и помахивал бичом, покрикивая:

– Живее, живее, бездельницы! Не для того Аллах одарил вас ногами, чтобы вы уподоблялись гусеницам!

Покрывала и ошейники сняли, но тотчас заткнули рты пленницам кляпами. Не успела Лиля рассмотреть, что происходит с другими девушками, как её потащили на ближайший помост. Обувь сняли. Руки освободили, но только для того, чтобы привязать запястья над головой к столбу.

Утренний холод впивался в тело, а тем временем солнце начинало понемногу припекать. Несмотря на то, что уже более суток девушка не ела, голода не было. Только чувство бесконечного отчаяния и обречённости, переходящее в безразличие к своей жизни.

Подошёл Усман. Осмотрел Лилю, усмехнулся и потрепал её по щеке. Направился к другим узницам.

На рынке появились первые зеваки, а возможно, и покупатели. Какие-то люди – вероятно, слуги Усмана – подходили к ним и что-то спрашивали. Лиля подумала, что они проверяют платёжеспособность визитёров. Правильно она угадала или нет – слуги Усмана схватили под руки двух-трёх вошедших и с криком «обманщик!» выкинули за ограждение. Другие, кого пропустили, направились к рабыням и принялись их осматривать. К ним подошли слуги, которые стерегли девушек в тюрьме, теперь они зорко приглядывали, чтобы руки визитёров не касались «товара».

– Я хочу видеть её зубы, – заявил один из посетителей, подойдя к Лиле. Не дожидаясь, пока чужие пальцы влезут в неё, девушка как могла раскрыла рот. Визитёр внимательно посмотрел, задумчиво кивнул и отошёл, а Лиля с горечью подумала, что в её положении трудно скрыть знание турецкого языка.

– Сколько ты хочешь за неё? – обратился визитёр к Усману, указывая на Лилю.

– Двадцать тысяч золотых.

– Да ты с ума сошёл, почтенный Усман! – возмутился покупатель. – Это всего лишь рабыня! Клянусь бородой Пророка – я могу купить сотню таких!

– Купи хоть одну! – рассмеялся Усман. – Сам знаешь, дорогой Мехмед, что другую такую рабыню не найти. Я впервые вижу такой прекрасный бриллиант на нашем рынке. А ты?

«Дорогой Мехмед» засопел со злостью.

– Уважаемый Усман! Ты глупее хвоста моего ишака! Никто у тебя её не купит за такие деньги!

– Купи другую! – отечески предложил Усман. – Думаешь, дорогой Мехмед, я не знаю, что ты их перепродаёшь втридорога?!

Мехмед мотнул головой, решительно двинулся к выходу, но вдруг остановился и указал пальцем на другую девушку:

– А эта сколько стоит?

– Всего лишь пятьсот золотых!

– Двести!

– Только из уважения к тебе – четыреста пятьдесят!

– Ладно! Триста!

– Четыреста, и ни акче меньше!

Мехмед громко и недовольно засопел и отвернулся.

– Так и быть, дорогой Мехмед – триста восемьдесят!

Покупатель вздохнул, обернулся к Усману и кивнул. Рабовладельцы ударили по рукам. Усман сделал знак слугам, и проданную девушку отвязали от столба. Она сделала короткий шаг и покачнулась. Её подхватили.

– Ты что – не кормишь их? – возмутился Мехмед.

– Зачем, дорогой Мехмед? Чтобы они растолстели? Они были у меня только одну ночь. Ты ведь знаешь – мои рабыни продаются быстро.

– Тогда почему она падает?

– У неё ноги устали, – не моргнув глазом ответил Усман. – К тому же она в железах. Прикажешь снять с неё кандалы?

– Сам сниму, – проворчал покупатель. – Дай ей воды и вели своим слугам отнести её в мою повозку.

– Эй, вы, бездельники! – заорал Усман на слуг. – Вы слышали пожелание почтенного господина Мехмеда?! А ну – исполняйте! Дайте воды этой прекрасной гурии! И помогите ей сесть в его повозку!

Лиля испытала странное чувство – нечто вроде зависти. Что бы ни ждало эту девушку в рабстве у Мехмеда, по крайней мере, её мучения у Усмана закончились. Тогда как другим, включая её, Лилю, ещё стоять и стоять нагишом у столба, демонстрировать зубы рабовладельцам и мечтать о глотке воды… а лучше о смерти.

У входа на рынок остановилась процессия: восемь рабов несли крытые носилки, их сопровождали четыре конника в жёлтой одежде и бело-красных головных уборах. Из носилок вышел высокий усатый мужчина лет сорока в белой одежде с золотым шитьём. Солнечные лучи заставили его поморщиться. Мужчина в белом брезгливо окинул взглядом рынок и неторопливо вошёл внутрь ограждения. Словно зная заранее, кто ему нужен, взошёл на помост, приблизился к Лиле и принялся задумчиво рассматривать её. Не дожидаясь приказа показать зубы, девушка сделала всё возможное, чтобы избежать прикосновения. Незнакомец кивнул и обратился к Усману: