Я утвердительно кивнул.

– Это весьма сомнительное доказательство мужской доблести, – изрёк безусый и ухмыльнулся. – Поэтому я не вижу смысла продолжать… Хотя, пожалуй… – он зевнул и потянулся, – мне всё-таки есть, что вам сообщить.

– Да-да, очень интересно! – подзадорил я оракула.

– Четыре… Я вижу цифру 4… Несмотря на ваш небогатый любовный опыт, у вас было 4 женщины с одинаковым – да-да – с одинаковым, и вместе с тем – очень редким именем!

И снова возникла Манюня. Она несла нам по бисквиту и по стакану чёрного чая с лимоном.

Алекс вытащил из портмоне червонец и протянул Манюне.

Ранним ноябрьским утром, в день свадьбы экстрасенса, над ухом у меня застрекотал будильник.

В окно просеивался зыбучий холодный свет уличного фонаря.

Была у меня непреложная супружеская обязанность – по субботам продирать глаза ровно в пять и идти занимать очередь в молочный.

На тумбочке, у будильника, лежали три пятирублёвки и листок с Маринкиными предписаниями:

Молоко – 5 л

Масло – 1 кг

Сметана – 1 кг

Сыр (только не степной!) – 800 г

Сосиски – 1 кг

Кефир – 6 бут.

Ряженка – 4 бут.

Брынза – 400 г

Не включая свет, дабы не тревожить Марину, я оделся, взял деньги, список, захватил пару тетрадных листов – и поскакал в молочный.

Магазин ещё не открылся. У дверей стояло десятка три позёвывающих, как и я, людей с бидонами и сумками. Видимая часть айсберга. Невидимая – ещё дремала в глубинах своих квартир. На поверхность эта масса выныривала попозже – к открытию. Очередь «подводникам» занимали соседи и родственники.

До открытия оставалось полтора часа. Я занял очередь за бабусей в ватнике с погонами прапорщика ракетных войск, достал бумагу, карандаш и – из чисто спортивного интереса – начал подбивать бабки.

Вскоре на одном из листочков появился скупой хронологический перечень. В нём фигурировали женщины, которых я когда-либо возлюбил.

Затем я вытащил ещё один листок и начал, в алфавитном порядке, переносить в него позиции из первого списка.

…Итак, в отношении четырёх женщин с редким именем – начинающий Калиостро оказался, конечно же, не прав.

Мне не хотелось бы, дорогой читатель (а в особенности – дорогая моя читательница!), вдаваться в подробности, но все имена, в основном, фигурировали в одном-одинёшеньком числе.

И всё же…

Имя, наличествующее в кол-ве 3 шт. и стоящее в перечне последним, действительно, было редким в нашей стране.

В последних строках значилось:

Юдифь:

1. Юдифь (Цеплярск. племян.)

2. Юдифь (Весна, Т-се)

3. Юдифь, дочь ред-ра.

Как говорится, «уже тепло».

Окажись в моём списке четвёртая Юдифь – и сегодняшний женишок, без булды, – всамделишный оракул!.. Нужно подумать, повспоминать…

…Из-за прилавка к стеклянно-металлическим «впускным» дверям вышла продавщица Лёля в белом халате. Очередь загалдела, зашаталась, приникла к светящейся горловине и спрессовалась. Лёля отодвинула сначала один засов, потом – второй… Народ хлынул внутрь – как шквал воды в пробоину торпедированного крейсера. Через несколько минут торговый зал был заполнен шумящей публикой. В витринах прилавков просматривались сыры, масло, банки со сгущёнкой. На полках громоздились бутылки с крышечками из фольги, на поддонах стояли большие алюминиевые бидоны. На чёрной доске под портретом Ленина – розовыми мелками – был нацарапан «Ассортимент-прейскурант».

Пахло молоком и сосисками.

Я снова заглянул в список…

…Вспомнилось лето, техникумовские каникулы, дом отдыха «Занки» под Харьковом, Зоя, с которой познакомился в первый же день заезда, сосиски, манная каша и тёплый чай на завтрак, бетонный облупившийся перрон, утренняя электричка – до станции Андреевка, паутинки сквозь густой орешник, песчаный обрыв, серая река и влажный Зоин купальник, знойное полуденное солнце и умоляющее «Не надо… я так не могу… птицы смотрят… деревья смотрят…» и вдруг – повелевающее Зоино: «Отвернись», а потом – слепящая белизна на фоне чуть тронутого загаром её живота и ошарашивающее: «Только не вздумай в меня вливать»…

«Молодой человьек, ви мине случайно не подскажите, тощий кефир нам сегодня завезли? Или его сегодня не завезли? Я, как назло, забил дома очки», – пророкотал стоящий сзади старик и шумно вздохнул.

Меня мгновенно вышибло из лета, из юности. И занесло в «Ассортимент-прейскурант», где значилось: «Кеф. нежирн. – 13 коп.».

Я доложил старику, что кефир завезли, и вновь перенёсся в то лето…

…На борщи и котлеты нам было плевать. Сразу после завтрака мы садились в электричку и – подальше от любопытных глаз! – ехали в Андреевку, в лесок, на нашу полянку. Мы покупали в продмаге серый сыроватый хлеб, грушевое ситро и развесной яблочный джем…