– Я обязательно, обязательно выучусь на лекаря и буду везде ездить с тобой! – закричал Тимошка. – Обещаю тебе, ты только не умирай на эпидемии, дядя Петя, как мои мамка с папкой померли!

– Да Бог с тобой, Тимошка, с чего ты взял, что я собрался умирать. Я ещё дождусь, когда ты станешь доктором, раз ты мне это пообещал.

Ну а пока тебе необходимо прилежно готовиться в гимназию. Трудно сделать это лучше, чем у Арефьевых. А Зиночка тебе поможет. Правда, Зина?

Девочка сделала умильное лицо и сладко улыбнулась:

– Даже и не сомневайтесь, дядя Петя, день и ночь буду с ним уроки готовить.

– Вот и славно, – подвёл итог Юрий Львович. – Петя, обязательно сообщи нам с дороги, как у тебя идут дела и как здоровье, а Тимошка станет ежедневно писать тебе письма. Грамоту знаешь? – спросил он Тимошку.

Мальчик кивнул и нехотя оторвался от названного отца. Пётр Сергеевич быстро прошёл в переднюю, взял из рук горничной свою шляпу и потрепал Тимошку по волосам:

– Не скучай без меня, лекарёк, лечи пока Кирьяна, а там, даст Господь, и я возвращусь.

Дверь за Петром Сергеевичем закрылась, и Тимошка сразу почувствовал себя одиноким и растерянным, почти таким же, каким ощущал себя пару часов назад, когда заплутал в незнакомом городе.

– Зиночка, дружок, покажи Тимофею комнату для гостей. Я думаю, ему понравится новое пристанище, – хозяйка ободряюще улыбнулась Тимошке. – Не сомневаюсь, что мы с тобой скоро подружимся, и ты перестанешь дичиться. Вот увидишь, у нас тебе будет интересно и полезно. А за Петра Сергеевича ты не беспокойся, – ласково добавила она. – Он не единожды ездил на эпидемии и, как видишь, всегда возвращался с победой.

– Мама, нам пора, – прервала мать Зина.

Она взяла Тимошку за рукав двумя пальцами и потянула в сторону коридора:

– Здесь ты будешь жить, – Зиночка открыла дверь и ввела мальчика в небольшую квадратную комнатку, в которой были только кровать, комод и письменный стол, украшенный красивой лампой под абажуром зелёного стекла. – Да не вздумай за мной ухаживать, я этого не люблю, – строго предупредила она его, – а то у вас, мальчишек, одно на уме.

«Ухаживать за этой мымрой!» – от возмущения Тимошка лишился дара речи. Да он бы с ней даже раков ловить не пошёл, не то, что ухаживать. Коров пасти – и то на другую сторону выгона убежал бы. Тимка решительно сел к столу и отвернулся к окну, всем своим видом показывая, что не намерен дальше разговаривать. Зиночка фыркнула и, тряхнув кудрявой головкой, вылетела из комнаты.

Тимошка поёрзал на кончике стула и уныло выглянул в окно на незнакомый, чисто выметенный двор, обрамлённый клумбами. Прямо напротив его окна было точно такое же окно, завешенное кисейной занавеской, через которую проглядывало неяркое пятно электрической лампы. Он посмотрел на верхние этажи двора-колодца.

«За каждым из них кто-то живёт, – думал он, глядя на мелькающие в обрамлении рам тени. – А я сижу и на них гляжу. Гадал ли я, садясь утром в экипаж, что вечером придётся ложиться спать в чужом доме без Петра Сергеевича и тёти Симы, а утром – мчаться в больницу проведывать Кирьку и любоваться на вредную Зиночку…»

С каждой минутой Тимошкины мысли становились всё унылее. К его грусти прибавился лёгкий летний дождь, который обильно полил стекло и набросал капель в открытую форточку. Тимошка ещё чуток посидел на стуле, пролистал лежащую на столе книжку с картинками кораблей и улёгся спать. В эту ночь сны в голове мальчика крутились, как крылья на старой мельнице. Снова и снова видел он кричащего, искусанного лисицей Кирьку, Петра Сергеевича, тощую бабульку, укравшую хронометр, и Зиночку – почему-то с птицей на голове. Птица истошно каркала и клевала Зиночкин бант.

Проснулся Тимошка оттого, что около его уха кто-то шумно дышал, совсем как собака. Тимка приоткрыл глаза и вжался в подушку: прямо над его головой склонилась незнакомая девушка с тонким бледным лицом. Она понюхала его волосы, а потом легко коснулась холодными пальцами его раскрасневшейся щеки.

«Кто это? Вдруг привидение?» – Тимошка постарался задержать дыхание и не шевелиться. Он вспомнил, что дед Илья советовал ему почаще читать Иисусову молитву, и торопливо зачастил про себя: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного». Молитва, видать, подействовала, и привидение отошло от кровати. Оно приблизилось к столу, освещённому зыбким светом белой петербургской ночи. В её сумраке Тимошка смог рассмотреть призрак. Это была невысокая девушка лет пятнадцати в длинной ночной рубашке с распущенными каштановыми волосами. Ночная гостья двигалась странно и неуверенно, часто останавливаясь и ощупывая пальцами предметы вокруг себя. Вот она потрогала Тимошкину одежду, задела ногой ботинки, потом запуталась в проводе электрической лампы и нечленораздельно замычала.

– Ты кто? – шёпотом спросил Тимошка, но девушка даже не обернулась в его сторону.

«Это не дух, а живой человек», – решил Тимка.

Он сел, спустив ноги с кровати, и спросил погромче:

– Ты кто?

Ответа опять не последовало. Девушка повернулась и пошарила рукой по письменному столу. Пареньку было слышно, как её ладошка шлёпает по столешнице и перебирает карандаши в стаканчике.

«Она – лунатик! – осенило Тимошку. – Точно! Лавочник как-то раз рассказывал, что благородные господа часто болеют этой болезнью. Тогда человек ходит во сне куда ни попадя, а утром ничего не помнит».