Тимка засопел, на всякий случай перекрестился, развернул второй билет и охнул: там был нарисован каурый конь с тележкой.

– Гип-гип ура! – в упоении заголосил продавец билетов. – Выигран главный приз – лошадь с тележкой-шарабаном! Юноша стал победителем! Поаплодируем победителю, господа!

В толпе загомонили. Пётр Сергеевич крепко взял Тимку за руку и отвёл в сторонку:

– Поздравляю с выигрышем, молодой человек.

Тимофей чувствовал себя на седьмом небе. В один миг он превратился из никому не нужного нахлебника в состоятельного мальчика.

«Буду извозом зарабатывать, а то и огород кому вспашу, – солидно обдумывал он свой выигрыш, – лошадь в деревне завсегда прокормит».

Только жалко было расставаться с Петром Сергеевичем и тётей Симой, но не век же на чужой шее сидеть. Взрослый уже, да и грамотный к тому же. Вон, соседский Колька в такие же годы уже половым работал в столичном трактире.

– Рад? – опечаленно спросил его доктор.

– А то! – встрепенулся Тимошка. – Вы не думайте, Пётр Сергеевич, я к вам с тётей Симой буду часто в гости наведываться, да с гостинцами. За всё ваше добро отслужу, – вспомнил он, как говаривал его отец.

– Да я и не думаю… – Пётр Сергеевич отвернулся и заговорил с подошедшим Андреем Ивановичем, а Тимошка хотел было двинуть за выигрышем, но вдруг услышал в стороне негромкий приглушённый плач. Он присмотрелся. Плакала та женщина с девочкой, что стояла позади него.

– Тётенька, что ты плачешь?

Женщина подняла на него красные глаза и криво усмехнулась:

– А, счастливчик… Легко тебе, барчук, живётся – вишь, лошадь с шарабаном себе на забаву выиграл. А я, вместо хлеба, на последние десять копеек билет купила, думала, хоть козёнку получу, чтоб моя дочурка с голоду не померла, да вот пустышку вытянула. Вдова я, погорелица. Слыхал, небось, про пожары в Гатчине?

Тимошка согласно мотнул головой и закусил губу.

– Вот мы с Алёнкой эти бедолаги и есть, – она ткнула заскорузлым пальцем в прижавшуюся к её ноге девчонку и махнула рукой. – Видать, нам судьба такая. На пожаре не сгорели, так под забором сгинем, как собаки.

Тимофей ещё раз посмотрел в полные отчаяния глаза женщины и медленно протянул ей свой билет:

– На, возьми. Нешто я не понимаю, сам вволю наголодался.

Баба кулём повалилась на колени прямо в липкую грязь, размазанную сотнями сапог:

– Век за тебя, кормилец, буду Бога молить!

Тимофей растерялся было, но почувствовал на своём плече тяжёлую руку Петра Сергеевича. Он поднял голову и увидел посветлевшее лицо доктора:

– Молодец, сынок, ты всё правильно сделал. Никому теперь тебя не отдам.

– Решил я, Серафима, усыновить нашего Тимошку согласно закону, – сообщил Пётр Сергеевич, когда все собрались у самовара на вечерний чай. – Что скажешь? – посмотрел он пытливо на тётю Симу и прижал к себе Тимку.

Та всплеснула руками, прослезилась и громко зашмыгала носом:

– И правильно удумали, барин. Бог сироток привечает, авось, и вам через него счастье выпадет. Богоданный-то сыночек – такой же родной.

Пётр Сергеевич потемнел лицом и невольно взглянул на портрет жены и сына:

– Я думаю, Маша одобрила бы мой поступок, да и Вадим не возражал бы. Он был очень открытым мальчиком, чутким к чужому горю.

Экономка всхлипнула и закрыла лицо фартуком.

– Ну, хватит, Серафима, полно. Не рви мне душу, – приказал Пётр Сергеевич. – Начнём готовить нашего Тимофея в гимназию. Надо ему документы выправить. Вели дворнику заказать мне экипаж, во вторник поедем в церковь, где Тимофея крестили, и выпишем ему метрическую справку. Не годится человеку без документов жить.

От этих слов Тимкино сердечко так и подпрыгнуло.

– Поедем ко мне в Соколовку? А тётка Маня меня назад не потребует?

– Силком тебя никто не отберёт, не волнуйся, – успокоил его Пётр Сергеевич. – Да ты ведь говорил, что не нужен тётке. Может, лукавил?

Тимофей так энергично затряс головой, что чай из чашки брызнул во все стороны:

– Ей Богу, дядя Петя, правда, правда не нужен, – покраснел мальчик. – Я подумал, что, может, вы меня вернуть хотите, – добавил он шёпотом.

– Не выдумывай ерунды, – подвёл итог Пётр Сергеевич, – а собирайся в путь.

Назавтра выехали спозаранку. И то сказать, путь не близкий – почитай, двадцать вёрст, да всё лесом. Тётя Сима сунула в повозку вкусно пахнущую свежими пирогами корзиночку, прикрытую чистым полотенцем, и тайком от доктора запихнула в карман Тимофею петушка на палочке.

«И почему дядя Петя не разрешает есть леденцы? – размышлял Тимофей под мерный стук лошадиных копыт. – Говорит, что они вредные. А в чём там вредность, если они такие вкусные? Я мог бы всю жизнь только леденцами и питаться».