– В семье всякое бывает, – наступив на горло желанию пройтись по неблагодарным хамам, возомнившим о себе невесть что, миролюбиво сказала Елена Павловна.
– И ссорятся люди, и мирятся. Свекрови не довольны невестками, зятья терпеть не могут тещ. Обычное дело. Матери командуют детьми, забывая, что те уже выросли и завели свои семьи...

– И что делать?

– Ничего, просто жить. Леди Лусия - твоя мама. Этого не изменить. Она может не любить меня, но ты... В ее глазах, обращенных на тебя, столько нежности...

– Элен, ты предлагаешь мне простить ей сегодняшнее хамство? Все унижения и оскорбительные домыслы?

– Вэль, ты не в силах вычеркнуть ее из своей жизни, но вот меня можешь защитить от нападок ее величества. Что ты сегодня и сделал собственно. Думаю, в следующий раз она не будет столь категорична.

– Элен...

– Погоди, не перебивай. Раз уж у нас зашел разговор... После сегодняшнего я не хотела бы видеть в Инверари твоего брата и его тестя. Мать - это святое, а они... Пошли они.

– Элен, - Вэль с улыбкой протянул руки жене.

– И ты иди, – помотала головой та.
– Проводи маму, а я пока, – Елена Павловна собиралась немного всплакнуть, но признаваться в этом не хотела, - поговорю с учителем. Вот уж кто пострадал ни за что, ни про что.

Арвэль кинул на жену нечитаемый взгляд, подумал, коротко поцеловал ее и ушел. Все молча. Едва он скрылся за углом, леди ласточкой метнулась в комнату, которая была выделена болящей.

– Как вы? – кинулась она к монаху.

Погруженный в молитву мужчина, ответил не сразу. Пришлось даже повторить вопрос.

– Все хорошо, дочь моя, - наконец, откликнулся тот.
– А вы как?

– Замечательно, - вторя ему, лихо соврала Елена Павловна, уткнулась в надежную учительскую грудь и зарыдала, выплакивая тревоги и обиды сегодняшнего дня.

Отец Оуэн ни о чем не спрашивал, сам вздыхал тяжело и печально. Стоило ей успокоиться и поднять глаза, как выяснилось, что в комнату набилась чертова куча народу: тетушки с кружевными платочками, Вилма с нюхательными солями. Иви с успокаивающим чаем и экономка c таинственным видом.

– Ох, – растерялась Елена Павловна, увидев дружную компашку.

– Чаечку, - тут же засуетилась Иви.

– Отличная идея, - оживилась Беренгария.

– Лусия с детства была злючкой, - Доротея взмахнула платком как флагом. – Не обращай внимания, Эли.

– И не плачь, оно того не стоит, - Беренгария уже во всю пила чай.

– Помни о детях, им это вредно, - напомнила ответственная Доротея.

– Угу, – устыдилась будущая мать, позволяя камеристке устранить следы слез.

– А уж если плачешь, делай это у мужа на груди. Пусть устыдится.

– Скорее испугается, – смущенно признался целитель Оуэн. – Даже я, несмотря на обширный медицинский и человеческий опыт, побаиваюсь.

– Прелесть какая, – обрадовалась Беренгария. – Так вот, Эли...

– Что-нибудь удалось узнать о поломке порталов?
– не желая выслушивать справедливые упреки, схитрила Елена Павловна.

– Как не быть, - отмерла экономка.
– Я потому и позволила себе...

– Вы все сделала правильно, миз Локхарт, - одобрила Доротея, остальные дружно закивали.

– Гордон Макдональд говорил моему Аарону, что сломано сразу несколько портальных арок, - зачастила леди.
– Работали профессионалы. Я не очень поняла, но это специалистам ясно. Какие-то особые признаки. Неважно. Гордон все повторял, что поломка пустяковая, даже не слишком сильный маг с починкой справится. И главное, – экономка таинственно понизила голос, - такая неисправность никому повредить не может. Сломался портал, человека, буде он находится внутри, выбрасывает в произвольную точку.

– И что?

– И все, – развела руками миз Локхарт.
– Никакого вреда здоровью. Только парный портал выходит из строя.

– Получается, что в случившемся с Изабеллой не поломка виновата, – озвучила общую мысль Беренгария. – Так дамы и господа, - в наступившей тишине лязгнул металлом голос леди, - никто из нас ничего не слышал о поломках, порталах и прочих глупостях. Если, конечно, жизнь дорога. Тут интриги такого уровня, что...
– леди не договорила, но этого и не требовалось. Ее прекрасно поняли. Быстренько допили чай и поспешили покинуть комнату, с которой связано столько неприятного.