Моим первым побуждением было убедиться, что с ней все в порядке. Ее крик прорезал воздух. Боль в ее голосе была мучительной, ощутимой. Несколько секунд назад она была такой храброй, такой чертовски сильной. А теперь она была разорвана на куски.

Когда я стоял на коленях, слыша ее крики, видя, как она ломается, тьма тянулась ко мне, наполняя мои вены жаждой мести. Демоны манили меня, злобно улыбаясь и сгибая пальцы. Идем. И я последовал за ними, прямо в самые глубокие тени моей души.

Я смахнул волосы Лирика с ее лица. Они прилипли к ее коже, нарисованные ее слезами.

— Я держу тебя, милая голубка, — я прижался губами к ее губам. — Он тоже у меня.

Справедливость была другом, которого я хорошо знал. Я подавал ее на серебряных блюдечках последние семь лет. Всегда был момент, сразу после нападения, когда я чувствовал удовлетворение. Я чувствовал себя удовлетворенным. Я был уверен, что это делает меня чудовищем. Но лучше быть монстром, ни о чем не жалеющим, чем героем, живущим во лжи.

Я вскочил на ноги и побежал за Сэди, поймав ее прежде, чем она успела добежать до двери. Стоя на коленях перед Лирикой, я схватил металлический зажим, которым Линкольн перерезал шнур. Сэди использовала этот зажим как оружие, чтобы заставить мою милую девочку истекать кровью. Я использовал его как оружие для мести.

Я схватил ее за горло и прижал к стене. Наши глаза встретились, и на мгновение память перенесла меня в другое место и время, когда Сэди была правильной леди с невинными глазами и чистым сердцем. До того, как этот мир запятнал ее. Затем я услышал рыдания Лирики, вспомнил жертву Линкольна, и эти воспоминания исчезли, как дым на ветру.

Она пытала Лирику.

Она забрала моего сына.

Она застрелила Линкольна.

Она принесла в жертву невинных девочек.

Она убила Лиама.

В ней не было ничего невинного или чистого. Больше нет.

— Ты была неправа, — я крепко сжал зажим в кулаке, используя его, чтобы подтянуть ее толстовку к телу. — Я спасу их обоих, — я укрепил свой позвоночник. Сделал вдох. Выдохнул. — Мне жаль, что я не смог спасти тебя, — я зажмурил глаза и погрузил металл в ее грудину.

Ее руки взлетели вверх и сомкнулись вокруг моих. Я засунул зажим глубже, закручивая его, чувствуя, как ее тело подается под давлением. Ее тело дернулось. Я открыл глаза, наблюдая, как кровь вытекает и покрывает наши руки. Я отпустил зажим и, спотыкаясь, попятился назад. Она попятилась, а затем упала на пол.

Ее глаза остекленели. Ее руки и туловище были залиты кровью. Ее грудь больше не двигалась, потому что она больше не дышала.

Ее больше не было.

Все было кончено. Лирика была в безопасности. Киаран будет в безопасности. Я собирался убедиться в этом.

Забавная вещь о времени — то, что оно было прямым отражением сердца. Время было единственной вещью, которую нельзя было вернуть, когда оно уходило. Мгновения были незаменимы. Секунды имели значение. Каждая. Одинокая. Секунда. Это была бесценная валюта, и мы выбирали, когда, как и на кого ее потратить — на работу, сон или в клубок обнаженной плоти.

Сейчас время истекало, и я должен был выбирать.

Линкольн умрет, если я не доставлю его к врачу. Я знал это, потому что видел, как Лиам умер из-за пули. Я не мог потерять еще одного друга таким же образом. У Лирики был шок. Одному Богу известно, где был Киаран, а у меня было меньше тридцати минут, чтобы найти его. Единственной подсказкой был короткий взгляд Ислы в сторону задней части церкви, как раз перед тем, как Сэди заставила ее замолчать.

Мобильной связи не было, звонить было некому. Ближайшая больница находилась в тридцати минутах езды на лодке. Когда я найду Киарана, мне нужно будет придумать, как перевезти трех гребаных людей по грунтовой дороге без машины.

Мне нужна была стратегия, и эта стратегия началась с того, что я освободил Лирику, чтобы она могла помочь мне искать Киарана.

Я побежал обратно к Сэди, обшаривая ее карманы в поисках ключа от наручников на перекладине между ног Лирики. Мой пульс участился втрое, когда я нашел их… вместе с набором ключей от машины. Следы в грязи. Во всем этом хаосе я забыл о них. Я не был человеком, который верил в ответные молитвы, а если бы и верил, то уж точно не заслуживал их, но, когда я держал эти ключи в руке, я посмотрел на крест, который наблюдал за нами сверху, и вздохнул с благодарностью.

Я расстегнул наручники, освободив ноги Лирики, а затем использовал грубый край ключа, чтобы разрезать застежки-молнии на ее запястьях. Она тут же побежала к Линкольну, упав на колени и умоляя его открыть глаза.

Я обыскал церковь, проверив каждую комнату, пока не добрался до задней двери. Я распахнул ее и выбежал наружу, зовя Киарана по имени. Он был здесь. Он должен был быть здесь. Лендровер был припаркован за старым сараем на заднем дворе церкви. Машина была пуста.

Я запустил руки в волосы.