К тому времени эрудиты и библиофилы уже были наслышаны о существовании «Размышлений об универсальной монархии» Монтескье. В частности, в 1834 г. Жозеф Мари Керар включил это «очень редкое» издание в свою библиографию 30 . Но, по всей видимости, он опирался на информацию из статьи Валькенера и, скорее всего, сам не видел книги. Она «всплыла на поверхность» лишь много лет спустя – в 1886 г. на распродаже коллекции Тешенера, причем на торги попал тот самый экземпляр, который был ранее описан в каталоге Жозефа Сириля де Монтескье. Барон Шарль де Монтескье (1833–1900), сын Шарля Луи Проспера, выкупил его и в 1891 г. опубликовал, наконец, текст «Универсальной монархии» 31 , а оригинальная брошюра с авторскими пометами и исправлениями была переплетена в красный сафьян и заняла свое законное место на полках библиотеки фамильного замка 32 . Столетие спустя, в 1994 г., графиня Жаклин де Шабанн (1912–200 4) – прямой потомок младшей дочери Монтескье и последняя владелица замка Ла Бред – передала все остававшиеся к тому времени в нем рукописи и книги в дар муниципальной библиотеке Бордо, поэтому сегодня оригинал «Универсальной монархии» находится в ее фондах 33 .

Еще Валькенер в свое время определил, что эта 44-страничная брошюра (in-8°, с авантитулом, без указания имени автора и без титульного листа, а значит и без адреса) печаталась в Голландии. Во вступительной статье к изданию 1891 г. уточнялось: «сигнатуры, бумага и шрифты соответствуют тем, что Деборд использовал для издания Римлян» 34 . Нынешние издатели Полного собрания сочинений Монтескье также считают, что единственный экземпляр «Универсальной монархии» вышел из-под прессов амстердамского издателя Жака Деборда (170 4–1742) 35 , а поскольку печаталась брошюра одновременно с «Размышлениями о причинах величия и падения римлян», датировать ее следует 1734 г.

Как же случилось, что эта небольшая книжечка уцелела в единственном экземпляре? Ответ на данный вопрос дал сам автор, записав на авантитуле: «Это было напечатано по неудачному списку. Я переиздаю это с исправлениями, которые внес сюда» (Ceci a ete imprime sur une mauvaise copie. Je le fait reimprimer sur une autre selon les corrections qui j’ai faites ici). Дополнительное разъяснение он поместил в самом начале текста, над его заголовком: «Я написал, чтобы этот вариант уничтожили и напечатали другой, если же какие-то экземпляры были провезены 36 , то опасаюсь, что некоторые места могут быть неверно истолкованы» (J’ai ecrit qu’on supprimat cette copie et qu’on en imprimat une autre si quelque exemplaire avait passe: de peur qu’on n’interpretat mal quelques endroits). Наконец, в рукописи «Размышлений о богатствах Испании» сохранилась на этот счет еще одна запись Монтескье: «За этой первой рукописью шла вторая, озаглавленная “Универсальная монархия”, которую я напечатал вместе с “Римлянами”, но по некоторым причинам уничтожил» (Ce premier manuscrit fut suivi d’un second intitule La monarchie universelle que je fis imprimer avec les Romains, mais que des raisons me firent supprimer).

Итак, уже готовый тираж «Размышлений об универсальной монархии в Европе», был сразу же пущен издателем под нож по настоянию самого автора, и лишь один экземпляр брошюры Монтескье сохранил как основу для внесения исправлений и переработки текста. Этот факт, а также наличие рукописных помет автора делают этот экземпляр совершенно уникальным по своей ценности. Но «некоторые причины», побудившие автора уничтожить остальные экземпляры, все же остаются не вполне прозрачными. Проще всего было бы предположить, что Монтескье опасался цензурных преследований из-за гл. XVII 37 , в которой он, пусть в крайне осторожных выражениях, но критически оценивал внешнеполитические амбиции Людовика XIV и не слишком лестно отзывался об отдельных чертах национального характера своих соотечественников. Однако на полях именно этой главы никакой правки он не оставил. А те не слишком многочисленные рукописные исправления, которые обнаруживаются в печатном тексте, по большей части носят косметический характер и совершенно не походят на уступки цензурным соображениям. Впрочем, за двумя исключениями. В гл. X Монтескье счел благоразумным вычеркнуть замечание о том, что правители варварских племен, населявших Францию до завоеваний Карла Великого, не осмеливались трактовать свою власть как верховную или безграничную, записав на полях: «Это слишком сильно сказано. Наверное, надо изъять эту статью или [нрзб.] ее смягчить? Так». А в гл. XV он зачеркнул слова о том, что эдикты Франциска I налагали ограничения на его собственную власть, вписав более нейтральную формулу – «правил он в соответствии с законами». Таким образом, мы вправе заключить, что негативная реакция властей, по мнению Монтескье, могла быть вызвана не его оценками недавнего правления «короля-солнца», а его более общими рассуждениями о пределах верховной власти монарха и в целом – антиабсолютистским пафосом этого маленького сочинения.

Как же именно Монтескье собирался использовать сохраненный им экземпляр «Универсальной монархии»? Известно, что сразу же после выхода первого издания «Размышлений о причинах величия и падения римлян» он взялся за подготовку второго издания, предполагая включить туда новые главы. Две из них должны были опираться на текст «Универсальной монархии». Свидетельством этой работы стала так называемая «рукопись Бодмера», составлявшаяся между 1734 и 1738 г. и озаглавленная «Различные поправки к моим размышлениям о римлянах» (Divers corrections de mes Considerations sur les Romains) 38 . Согласно этому документу первую вставку писатель собирался поместить между главами III и IV «Римлян», а вторую – между главами XVI и XVII. В конечном счете от этой идеи Монтескье отказался, однако позднее многие части текста «Универсальной монархии» были включены им в «Дух законов». Так, не считая отдельных небольших заимствований, практически целиком была использована глава VIII – она легла в основу ДЗ, XVII, 6, а также ДЗ, VIII, 19. Из главы XVI образовалась ДЗ, XXI, 22. Главы ХХ и ХХI стали началом ДЗ, IХ, 6, а глава XXIV превратилась в ДЗ, XIII, 17.

В самой «Универсальной монархии», в свою очередь, также обнаруживаются фрагменты некоторых более ранних (можно сказать, черновых) текстов Монтескье. Прежде всего это относится к главе XVI, почти целиком построенной на материале статей 2, 4, 6–8 его «Размышлений о богатствах Испании» 39 – уже упомянутого выше небольшого сочинения, написанного ранее 1727 г. и никогда не публиковавшегося при жизни автора. Главы XXI и XXII выстроены с опорой на фрагменты, которые были включены им в две разных рукописи, представлявшие собой своеобразные записные книжки, одной из которых он дал название «Сборник» (Le Spicilege) 40 , а другой – «Мои мысли» (Mes pensees) 41 : собранные в них заметки самого разного содержания и характера, которые он вел на протяжении всей жизни, представляли собой своеобразную интеллектуальную лабораторию Монтескье. Таким образом, «Размышления об универсальной монархии» оказываются тесно связанными с темами, которые занимали писателя на протяжении многих лет и находили место как в его рабочих рукописях, так и в его опубликованных произведениях. Эту взаимосвязь между различными текстами Монтескье мы постарались отразить в комментариях, которые сопровождают публикуемый здесь перевод.

Термин «универсальная монархия» активно использовался в политической лексике Европы с XVI столетия. Он мог звучать вполне нейтрально, если применялся к великим империям давно прошедших эпох и обозначал народы древности, сумевшие распространить свое влияние на обширные территории, – вавилонян, египтян, персов, греков и, конечно, римлян. Однако в контексте международной политики XVII–XVIII вв. он получил отчетливо негативную коннотацию, указывая прежде всего на стремление того или иного государства изменить status quo в Европе, силой утвердить свое превосходство над соседями и играть в политических делах доминирующую роль 42 . В годы Тридцатилетней войны в попытках установить на континенте свою «универсальную монархию» европейцы систематически упрекали испанских Габсбургов, точнее, Филиппа IV и главного проводника его политики – всевластного фаворита графа Оливареса. Немецкий философ Самуэль Пуфендорф, названный Монтескье «Тацитом Германии» 43 , подчеркивал, что замысел «универсальной монархии» подпитывался потоками золота и серебра, хлынувшими в испанскую казну из Нового Света 44 . Французский капуцин Жозеф де Пари предъявлял своим читателям документальные доказательства «вечного стремления испанцев к универсальной монархии» 45 . Архиепископ Камбрe Фенелон размышлял о том, что успешно противостоять «иностранной державе, которая откровенно стремится к установлению универсальной монархии», могут только оборонительные и наступательные союзы 46 .

В последние десятилетия XVII столетия, когда позиции Испании были уже заметно поколеблены, а одним из главных, если не самым главным игроком на политической сцене Европы стал Людовик XIV, европейцы дружно и не без оснований переадресовали эти обвинения французской короне. Главную роль здесь сыграло усиливавшееся соперничество между Францией и монархией Габсбургов, и не случайно именно на фоне Деволюционной войны между Людовиком XIV и Карлом II имперский дипломат Франсуа Поль де Лизола выпустил один из первых пропагандистских тестов, обвинявших Францию в гегемонистских устремлениях и макиавеллизме. «Щит государства» Лизолы 47 стал началом настоящей памфлетной атаки на Людовика XIV 48 .