– Последний вопрос. Павел и Виктория – мое приемные родители?

Я тяжело дышу и смотрю на него пытливо.

Данияр впивается в меня невидящим взглядом. Понимает: солгать больше не получится. Я больше не всецело его. Я могу уйти.

Это не нравится Данияру. Назар был прав, мой муж очень хочет владеть мною единолично.

– Да, это так. И я знал про Азацкого, Настя.

Сердце разбивается вдребезги.

Все лгали. Все. Все меня поимели, не иначе.

– Давно? – шепчу одними губами. – Давно ты знал?

– Нет, Насть.

– Врешь…

– Совру только в том, что рад связям с Азацким, – вспылил Данияр в ответ. – В остальном я честен с тобой. Я не такой ублюдок, каким ты меня нарисовала.

Мы оба замолкаем, тяжело дыша.

Я не знаю, кому верить, но решаю доверять лишь своим ощущениям. Правда в любом случае вскроется, с такой репутацией Данияру бессмысленно лгать.

– Узнал недавно, когда провожал твоих родителей в аэропорт. Твой отец отвел меня в сторону и признался, что ты приемная дочь. Он решил, что это может помочь делу с Назаром, от них все равно толку нет.

Вот, чего отец каялся мне в тайне от матери.

Не только из-за весны той проклятой, но и из-за тайны с приемным ребенком. Я была им неродная, и отца терзала эта тайна.

– Я начал искать, но Назар быстрее подсуетился. Назар действительно мертв?

Я киваю, наблюдая за его реакцией.

Кровная война счастья не приносит, но Азацкий решил за всех нас. Он уничтожил моего мучителя.

Дверь отворяется с громким скрипом. Нас оповещают, что остается одна минута, но этого недостаточно, чтобы сердце перестало истекать кровью.

Кусая губы, я смотрю на Данияра. Обросший, но все такой же суровый. Безумно сильный, высокий, красивый. У меня от этого мужчины маленькая принцесса. Я не смогу ей сказать, что в свое время оставила ее отца в тюрьме. Данияр выберется, уверена, но для этого пройдут годы. И тогда между нами не только пропасть, но еще и бездна ненависти разовьется. Ни за что в жизни этого допустить нельзя.

Минуя Данияра, я присаживаюсь за стол и беру ручку с листочком. Здесь есть все необходимое. Уверена, даже Данияр живет здесь в щадящих условиях, иначе быть не может – у него много связей, просто у Назара на тот момент их оказалось больше.

– Продиктуй номер твоего адвоката. Я свяжусь с ним и на следующей неделе выступлю на суде в твою защиту. Назара больше нет, обвинений тоже. Мое слово станет законом.

Тяжелые шаги – символ приближения.

Данияр подходит близко, прислоняясь грудью к моей спине. Его руки тяжело опускаются мне на плечи.

– Это значит, что ты останешься моей, – не спрашивает, больше утверждает. – Записывай номер.

Я не успеваю ответить, что это вовсе не означает озвученное.

Данияр диктует, я пишу номер. Обещаю связаться сегодня же. Уверена, что скоро Данияр будет на свободе. Когда подхожу к двери, то слышу в спину:

– Ничего не кончено, Настя. Не выдумывай глупостей в своей голове. Я выберусь, и мы поговорим.

– Говорить не о чем, Данияр. После такой мясорубки – не о чем, – бросаю через плечо. – Когда я ничего не помнила, я верила, что у нас любовь была. Большая, настоящая. А ты просто женщину искал, которой мог бы владеть единолично. В нашей истории любовью не пахнет. Пахнет властью и собственническими отношениями.

Я задыхаюсь под взглядом Данияра. Глаза у него темные, все с той же поволокой.

– Никуда не уезжай с ним, – предупреждает он, имея в виду Азацкого. – На следующей неделе я найду вас с Мирой, и мы спокойно поговорим. В других условиях. Не заставляй меня вас искать, я хочу все наладить.

– Вы любите его?

Вопрос, загнавший меня в тупик.

Я начала психотерапию в связи с травмой, после которой я потеряла память и снова обрела ее. Частично. Да, еще одним ударом для меня стало то, что какие-то воспоминания из моей жизни так и останутся недоступными для меня. Они никогда не восстановятся в моей голове.

Месяц назад я начала обследование. Я оставляла дочь на несколько часов Владимиру и ехала к врачу, меня подключали к аппаратам, изучали мое состояние, а заканчивалось это все – сессией с личным психотерапевтом.

Мы работали глубоко, я доверилась женщине, поэтому ее вопрос был вполне очевидным. Она знала о нас с Данияром все. Почти – все. Иначе мне не вылечиться от этой боли.

– После всего, что с вами произошло – вы любите его? – повторила свой вопрос Надежда.

Очень символичное для нас имя. Надежда.