— А что случилось? — Новиков прихлёбывает чай.

— Финны запросили у нашего правительства переговоров, — говорю честно и прямо, — но это пока секрет. Пока суть да дело, у нас есть немного времени, чтобы нанести им максимальный урон.

— Зачем вам это, Дмитрий Григорич? — нейтрально интересуется главлётчик. — Нам ведь важно быстрее с ними закончить, чтобы на немцах сосредоточиться. А уж какой там урон случится, не так уж важно.

— Есть такая жестокая необходимость. Чем дороже Финляндия заплатит за войну с нами, тем дольше не будет помышлять о новой.

Немного подумав, вздыхаю.

— Жалко зажигательных бомб мне Жданов не успеет отправить…

Новиков глядит на меня слегка очумело. Помалкивающий рядышком Богданов сдерживает смех.

Шефу Карельских ВВС приходится всё-таки слать шифрограмму. Уж больно далеко ему лететь.

А лес всё-таки пожгу. Южнее 30-го корпуса. Наверняка они там скопились. Нет зажигательных бомб, зато есть кислородные…

Примечания.

1) 94 км от Кареджской косы до острова Коневец. По прямой.

2) Честно говоря, не знаю на самом деле, утянут ли три Яка двадцатитонную цистерну. Но не вижу ничего невозможного, если дорога — ровный чистый лёд.

3) Удар со стороны о. Коневец поручено осуществить 28-ой армии, конкретно 30-ому СК и 69 мотодивизии, плюс отдельный артполк и зенитный дивизион.

4) Новиков Александр Александрович, генерал-лейтенант авиации, командующий ВВС Ленинградского фронта. Реальная личность.

Окончание главы 18.

25 января, воскресенье, время 19:40.

Подмосковье, «Ближняя» дача Сталина (Кунцево).

— Вы — молодец, товарищ Павлов, — Сталин мерно шагает по дорожке между деревьев и кустов, я рядом. — Обещали за месяц разобраться с Финляндией и виполнили своё обещание.

— Не только моя заслуга, товарищ Сталин. Все постарались. От рядовых до генералов. Всем надо сказать спасибо.

— Скажем, товарищ Павлов, скажем… а кому ещё сказать? Кроме вас? Кто вам помог больше всех?

— Наверное… товарищ Жданов. Пожалуй, его помощь была самой ценной.

Ещё в Кремле Сталин предложил мне ещё одну звёздочку Героя. Не удержался от скептического хмыканья. На что мне третья? Лучше я её за взятие Берлина получу. Мой скепсис породил замешательство.

— Надо бы вводить новые ордена, товарищ Сталин. Например, исключительно для военачальников. Орден Победы, например, — это мне мой подселенец подсказал. До сих пор от него бывает польза, — какой-нибудь орден Суворова, Кутузова. Нахимова для флотских. Для среднего командирского звена и рядовых тоже что-нибудь.

— Ми подумаем, товарищ Павлов.

А потом на дачу пригласил. Вот, кстати говоря, тоже вид поощрения. Понимает он это или нет? Спрашивать уж не стал. Поужинали мы славно, в присутствии Маленкова, Микояна, Власика и Кагановича. Берию, помня о наших контрах, приглашать не стал. Поделикатничал. Хотя так-то Лаврентий Палыч буквально прописался в Кунцево.

Особенно мне осетр понравился. И грузинские вина выше всяких похвал.

— Как там мой Василий?

По тону чувствую, что знает про него всё, что можно, но хочет услышать и от меня.

— Семнадцать сбитых самолётов, насколько знаю. Смело можно Героя давать.

— Почему «насколько знаю»? Не уверены?

— Последние несколько суток бардак сплошной творился на северных фронтах. Из-за неожиданной капитуляции. Мой штаб снимается, всё кувырком. А Вася парень шустрый, мог под шумок ещё один-другой самолёт сбить.

Сталин некоторое время молчит. Видимо, неторопливо усваивает замечательные новости о сыне. Мы доходим до поворота аллейки, к которой подступают охранные ряды могучих деревьев, обряженные в маскхалаты снежного покрова.

— Но я бы Героя ему дал совсем не за это, — решаю потоптаться на приятной для вождя теме. Ему в радость, а мне не жалко.

— Намного больше пользы от его работы инструктором. Он — опытный лётчик, его смело можно назвать асом. Огромный авторитет среди авиационной молодёжи, и не из-за фамилии. Не только из-за фамилии. Если с десяток им обученных лётчиков получат Героя, то вот это и будет его самым главным подвигом. Надо, кстати, посмотреть, каких успехов достигли его подопечные.

— Ви абсолютно правы, товарищ Павлов, — кивает вождь, с трудом удерживаясь от довольной улыбки. Акцент на этот раз пробивается явно не от злости.