— Ты местный? — спросил лейтенант, после того как они закончили изучать друг друга.

— Да, — ответил Саша. — То есть, нет…. Я из Минска.

— Значит, дорог здесь не знаешь? А куда идешь?

— На восток. К нашим, — коротко пояснил Бортников. Почему-то не захотелось признаваться лейтенанту, что его путь на восток имеет конкретный адрес.

Они присели на край высохшей сажалки и разговорились. Лейтенант представился Андреем Звягинцевым, он был родом из Подмосковья, всего неделю назад окончил ускоренные курсы по подготовке младшего командного состава. Получил назначение в часть под Борисовым, ехал туда поездом, но не успел, железнодорожные пути разбомбили, и вот уже четыре дня, как он скитается по окрестностям Минска. Его часть по слухам отступила куда-то за Волму, где ее искать, он не знает, да и никто не знает, кругом такая каша, что уже ничего не разберешь. По его словам, по дороге, по которой шел Саша, на восток было не пройти.

— Там за поворотом деревня. Большая, — жуя травинку, рассказывал лейтенант. — За деревней шоссе. Мы вчера с двумя бойцами полночи на обочине лежали, чтобы его перебежать. Через каждую минуту колоны грузовиков с немцами… Бойцы, — они не мои, я вчера вечером с ними в лесу встретился, пробрались на окраину деревни, сняли с веревки в каком-то дворе мужское исподнее, переоделись, оружие закопали, и ушли прятаться на хутор. Тут говорят, хутор какой-то есть… Так что в ту сторону лучше не идти.

— А ты почему не переоделся? Так же проще, — спросил Саша, втайне радуясь, что нашел попутчика, да еще такого.

— Я командир Красной армии, — очень серьезно, отсекая самим тоном подобные вопросы, ответил лейтенант, и этим понравился ему еще больше. Саша словно почувствовал в нем что-то твердое, что-то, за что можно уцепиться в пришедшем в движение мире.

Лейтенант хотел возвращаться на запад. По его сведениям, в километрах двадцати, в лесах под Острошицким городком остались наши части. Вот уже двое суток там продолжаются бои. Сейчас туда стекаются все, кто хочет драться, а не прятаться по хуторам в чужом исподнем.

— Я иду туда, — говорил лейтенант. — Не знаю, как идти, но иду. Если хочешь — пойдем со мной. Примкнем к нашим, и с боями выйдем за линию фронта. Но с боями, понимаешь…? Не как мыши.

За шесть дней войны это был первый увиденный Сашей человек, который не паниковал, не сбегал куда-то, истерично, по-бабьи крича на родных, чтобы они скорее паковали чемоданы, не приносил себя в жертву, как безропотный Семен Михайлович. Он был первым, кто хотел двинуться прямо в драку. Лейтенант не боялся быть убитым, он боялся остаться в стороне от своих товарищей, в эти минуты бьющихся насмерть в лесах под Острошицким городком. Те части не захотели уходить в позоре по бескрайним дорогам отступлений, и ему хотелось быть рядом с ними, разделяя их участь.

Страх присутствует в каждом человеке, от него не избавиться. Но заострен он на разное. Лейтенант боялся потерять уважение к себе, он был готов заплатить за это уважение своей жизнью и Саша, почувствовав это, поверил ему раз и навсегда. Тогда он еще не знал, что заложенная в нас жизнь очень часто сильнее нашей воли. Особенно, когда все решается в одну секунду.

— Я с тобой, — просто сказал он, в который раз за эти дни, без колебаний изменяя свою судьбу.

Случайная встреча на дороге связала их жизни в один узелок. Перекусив сухим хлебом из карманов Саши, они определили направление, и прошли вдоль кромки кукурузного поля к сосновому лесу. Идти им надо было вдоль окружной дороги, по возможности забирая на запад. В сосновый лес в нужном направлении уходила заросшая кустарником просека с проводами на деревянных столбах. Свернули туда. В тени леса звенели комары. Из-за кустарника продолжение просеки терялось от взгляда. Лейтенант шел первым, отодвигая рукой зеленые цепляющиеся ветви. Вскоре они вышли на небольшую поляну.

Все плохое всегда происходит неожиданно. Лейтенант сделал всего два шага по свободному от кустов пространству и вдруг замер, как вкопанный. Саша с размаху налетел на его спину. Еще не понимая, что произошло, он посмотрел вперед и увидел троих немцев. Они стояли посреди поляны, одетые в пятнистые маскхалаты. В руках были направленные на них автоматы. Немцы показались Саше какими-то большими, рослыми, с одинаковыми квадратными подбородками.

Сердце вдруг гулко ударило и полетело куда-то вниз, словно он прыгнул с огромной высоты.

Следующим было неизбежное — Halt!

Потом, каждый день памятью возвращаясь на эту поляну, Саша так и не смог ответить себе, почему он остановился. Справа, слева и сзади были кусты, можно было рвануть в них и, сгибаясь, петляя, бежать в лес, пока хватит дыхания. Немецкие десантники были здесь с другой целью, они не стали бы бежать за ними, выпустили бы по кустам две-три очереди, посмеялись и пошли дальше. Судьба любит смелых, их бы не задело, простора пулям нет, и к вечеру они бы уже забыли об этой встрече.

Если бы лейтенант рванул в сторону, Саша поступил бы точно также, но лейтенант продолжал стоять, и драгоценная секунда была упущена.

— Los… Los… — произнес один из немцев, показывая стволом автомата, что надо делать.

Белый как мел лейтенант медленно поднял руки вверх. Саша повторил его жест. Во рту пересохло, колени мгновенно стали слабыми.

Подошел второй немец. Улыбаясь, спокойно и уверенно достал из расстегнутой кобуры лейтенанта пистолет и сунул его в карман маскхалата. Лейтенант стоял, как окаменевший, не сводя глаз с обыскивающего его немца, словно тот вызывал в нем какой-то необыкновенный, жгучий интерес. Затем десантник так же тщательно обхлопал Сашу, достав из-под его рубашки кухонный нож. Он показал нож остальным и немцы сразу засмеялись.