Шрифт:
Столкнул с братом телегу с дороги, и, когда она скатилась вниз, мне пришлось в неё впрягаться, берясь за оглобли, а Володару вставать сзади и толкать, через пару минут мы ее спихнули в пучину вод.
По пути к руинам мы с Володаром опорожнили один из кувшинов, вино было слабенькое и совсем не кислое, а главное, хорошо утоляло жажду.
– За что, господин мой? Я же вам верно служил, где же я вас подвел, – раздавался из руин испуганный голос Юстина.
Очнулась птичка и уже поет.
Повернув и зайдя, мы увидели, как родичи спокойно сидят возле стен, а Юстина подвесили за руки на выпирающий камень.
– Ты кому это рассказываешь, а, Юстин? Неужто я твою манеру изворачиваться не выучил, – вкрадчиво говорил Никита, крутя в руках нож.
– Эх, все скажу, все скажу, господин, но зачем так-то? – и Юстин обвел нас взглядом. – Неужто нельзя по-другому.
– Сказывай давай, – Никита уперся взглядом в Юстина.
– Грешен я, господин, грешен. Продавал втихую торговцам мимо вас персики, оливы и другие фрукты, что поместье приносило, я все деньги верну, все до монеты. Неужто надо было так, а, господин Никита?
– Не о том ты речёшь, Юстин, все извернуться хочешь, – и Никита покачал головой.
– Так я не понимаю, в каких грехах вы меня вините, я же предан вам был и всей вашей семье, аки пес, – у Юстина даже на лице выступили слезы.
– О грехах мне тут толкуешь, о вере вспомнил, а что же раньше не вспоминал о том же грехе прелюбодеяния, а, Юстин? – у Никиты играли желваки на лице, а голос был угрожающий. Было такое впечатление, что он еле держит себя в руках.
Вот только на секунду на лице Юстина промелькнуло понимание.
– Не знаю ничего, господин, о чем вы говорите. Ничего не знаю, я только верно вам служил, – заскулил управляющий.
– Я же тебя на куски резать буду, тварь, пока ответ не получу, пока ты в муках не сдохнешь, – начал бушевать Никита.
– Убийство – это грех, нельзя, нельзя, так в заповедях сказано, пощадите, господин, я ничего не знаю и не ведаю, – продолжал брехать Юстин.
Походу, это надолго, попробую немного помочь.
– Никита, дозволь мне поговорить с этим червем. Только переводи, – я обратился к своему новому другу.
Никита бросил на меня бешеный взгляд и кивнул.
– Смерть – это привилегия, и будет облегчением твоим, ты сам будешь молить о ней, но тебя никто не услышит. – Я приблизился к Юсину и смотрел ему в глаза с веселей ухмылкой. – Для тебя ад будет уже здесь, на земле, а за дела твои никаких райских кущ у тебя и не будет.
Никита переводил мои слова, и, когда он закончил, я вновь начал говорить.
– Так что грех убийства на Никиту не ляжет, ты проживешь столько, сколько отмерил тебе бог, и каждый день будешь молить о смерти, но тебя никто не услышит и никто тебе ее не дарует.
Никита вновь взялся за перевод, ни он, ни Юстин, ни родичи не понимали, о чем я толкую.
– Сначала мы отрубим тебе руки по самые плечи, а после и ноги по самую задницу. Ты будешь орать и молить о пощаде, рассказывая все, что надо, а после мы отрежем тебе уши, выколем один глаз и последним вырвем твой поганый язык, – мой голос стал вкрадчивым, словно я девушке шепчу нежности на ушко. – И таким ты будешь жить всю оставшуюся жизнь, ты ни слова не сможешь сказать и не услышишь других, будешь смотреть на этот мир своим единственным глазом, а Никита будет о тебе заботиться всю оставшуюся жизнь. Ты будешь молить о смерти, но ты ее не получишь и в этих мучениях проживешь очень долго, и никакого греха убийства.
Юстин молчал, а его глаза округлялись по мере перевода Никиты, и того, как в его голове появлялась картина, которую я рисовал.
Пленник вздрогнул и я увидел, как у пленника мокнут штаны.
– Нет! Только не так, я все расскажу, убери его, убери, – Юстин начал верещать и забился в своих путах.
Я же отошел к своим родичам.
– Это жестокая казнь, – с дикими глазами посмотрел на меня Горисвет.
– Главное, он в нее поверил, и нам не придется здесь проводить весь день, – пожав плечами я ответил брату.
Юстиан начал говорить и рассказывать, как недодавал плату слугам и присваивал её себе, как разбавлял вино, подающееся на стол к Никите, как пользовал рабынь и служанок. А также как помогал соседу Никите, Аристарху. Как он провожал его в опочивальню к Агнии, а ведь поначалу она его не пускала и даже те подарки, что дарил Аристарх, выкидывала в помойную яму.
После сердце Агнии все же растаяло, и она начала пускать в свою опочивальню Аристарха, а Юстин за свою помощь получал хорошее вознаграждение, да и сына смог пристроить чиновником благодаря протекции Аристарха.