Я не знаю, да мне и не важно.

Потому что честно?

Его рассуждения не имеют значения. Пока копы не начнут обращать внимание на мою жизнь, я буду довольна. У меня и так хватает забот с социальными службами, и я подозреваю, что этот человек чувствует то же самое, только с мафией и полицией.

После недолгого созерцательного молчания он говорит:

— Ты можешь уйти, если хочешь, но их может быть больше.

У меня челюсть отпадает, потому что в этой ситуации сейчас так много неправильного. Сначала в нас стреляли. Потом он застрелил нападавшего. Теперь он тащит парня к себе домой одной рукой, как будто он Тор и это самое простое дело на свете.

Он даже держит телефон в одной руке, небрежно отправляя сообщение.

И вдобавок ко всему он только что дал мне разрешение уйти.

Как будто мне это нужно.

Если это вообще возможно, я ненавижу его еще больше.

И все же я следую за ним, потому что он прав. Нападающих может быть больше, а он, похоже, может с ними справиться. Но ведь нападавший не стрелял в меня, верно? Я вздрагиваю. Либо он стрелял в меня, либо очень плохо целился. Скорее всего, последнее.

В любом случае, сосед Джона спас меня.

Так что же мне делать?

Я планировала вернуться в общежитие пешком. Это двадцать пять минут ходьбы, но после того, что только что произошло? Мало шансов. Вместо этого я достаю телефон, вызываю Убер и продолжаю следовать за соседом Джона.

Я ускоряю шаг и иду рядом с ним, где и планирую находиться до тех пор, пока не приедет мой Убер и я не почувствую себя в безопасности. Отведя взгляд от человека, которого он тащит, я сосредоточиваюсь на своем телефоне. Оповещение сообщает мне, что водитель уже в пути.

Я вздрагиваю, когда вижу примерную стоимость поездки, хотя мой счет в Убер по-прежнему привязан к черной карте American Express Джона. Полагаю, это будет последний раз, когда я ею воспользуюсь. Уже не в первый раз у меня возникает соблазн заказать два билета на самолет до Фиджи в один конец и сбежать с Миной, но я знаю, что она заслуживает большего, чем жизнь в бегах.

Я вздыхаю и впервые за долгое время задумываюсь, а не я ли это?

Если я лучше, чем то, что у нее есть сейчас.

А может, и нет.

В конце концов, я только что покинула дом своего сладкого папочки, застукав его за сексом с моей старшей версии меня, а горячий сосед моего сладкого папочки последовал за мной на улицу, спас меня от пули, которая, вероятно, предназначалась ему, и сейчас тащит раненого нападавшего обратно в свой особняк за сорок миллионов долларов.

Такого безумия не придумаешь.

И я сомневаюсь, что социальная служба одобрила бы все это.

— Как прошел день?

Я поворачиваю голову к соседу Джона, и мой рот опускается в шоке.

— Ты что, серьезно?

Он пожимает плечами и продолжает говорить своим низким и невыразительным голосом:

— Когда ты уходила от Джона, ты выглядела расстроенной.

Одного его тона достаточно, чтобы мне захотелось откинуть голову назад и рассмеяться.

Как ему это удается?

Как ему удается говорить что-то подобное, граничащее с заботой, и при этом звучать так, будто ему на все наплевать?

Вместо того чтобы рассмеяться, я издала непривлекательное фырканье.

— Итак, теперь мы говорим о нашей личной жизни? — Я сделала паузу, прежде чем начать быстро говорить: — Сколько ты заработал в прошлом году? Когда в последний раз у тебя был секс? Тебе нравится сверху или снизу? Ты когда-нибудь занимался ана…

— А как у тебя с личной жизнью? — спрашивает он, как будто мы не разговаривали об этом совсем недавно. Он по-прежнему уверен, что я не с Джоном, только на этот раз он прав.

— Уже никак, — бормочу я.

Между нами раздается стон нападавшего от боли. Мы не обращаем на него внимания, и через несколько секунд он снова теряет сознание от боли. После еще одной минуты молчания мы уже почти вернулись к комплексу домов. Они уже в пределах видимости, когда сосед Джона снова заговорил.

В его голосе слышится улыбка, которая, как обычно, не доходит до лица, когда он говорит:

— Мне нравится сверху.

Я закатываю глаза, но не могу не ухмыльнуться.

Но улыбка слетает с моих губ, когда я вижу, как Джон выходит из своего дома, а рыжая девушка следует за ним по пятам. Увидев меня, она сужает глаза и смотрит на меня сверху вниз, нахмурив губы. Она выглядит еще более изумленной, чем я, когда заметила, как мы похожи.

Джон тоже хмурится, когда видит меня. Он смотрит между мной и соседкой, его глаза полны подозрения, а затем берет рыжую за бедро и отталкивает ее позади себя. Сделать себя щитом между нами и рыжей — странный поступок альфа-самца для того, кто ходит на маникюр и педикюр дважды в неделю.