— Какого хрена у тебя телефон Винсента Романо, Ренье? — рычу я.

Он хмурится.

— Для тебя я Реньери.

— Просто ответь на этот гребаный вопрос.

— Ты мой кровный должник, и представь мое удивление, когда Винсент, мать его, Романо предлагает себя в качестве жертвы.

О, Боже.

Скажи мне, что ты этого не делал, Винс.

— Нет. Я не принимаю его жертву, — протестую я.

Ренье ухмыляется, и я задаюсь вопросом, когда он стал таким человеком, так жаждущим крови и смерти. Это я с ним так поступил? Неужели это из-за той проклятой ночи?

— Ну, это не совсем твое решение. Не так ли, Николайо? Решаю я. — Он прислоняет телефон к чему-то и отступает назад, так что нам открывается вид на комнату. На Винса. — Последние слова, Романо?

Винс сидит за обеденным столом. Я сразу же узнаю его. Перед ним полусъеденный стейк, и, если не считать заживающего синяка, полученного от моих кулаков, похоже, что с ним хорошо обращались.

По крайней мере, есть маленькие милости.

Винс смотрит на экран.

— Ашер там?

Я передаю трубку Ашеру, который отвечает гортанным «Винс».

Мы вчетвером уходим из комнаты, чтобы дать Ашеру возможность побыть наедине, Люси все еще плачет беззвучными слезами по Винсу — и, вероятно, по потере Ашера тоже. Минка берет меня за руку и ведет на балкон.

Она поворачивается ко мне лицом.

— Это не твоя вина.

Но это самое далекое от истины.

— Это мой кровный долг. Это моя вина.

— И Винсент решил пожертвовать собой ради этого. Это было его решение. Его выбор. Никто не виноват, кроме него.

Я вздыхаю, не желая спорить с ней сегодня.

— Я не знаю, как я смогу жить с собой, если он умрет, Минка.

Она смотрит на меня с упрямым выражением на своем прекрасном лице.

— Мы будем счастливы, Николайо Кристиано Андретти. Я думаю, что заслуживаю этого, и я точно знаю, что ты заслуживаешь.

И на какой-то удивительный миг я поверил ей. Я думал, что мне нужны Андретти, что они — моя личность, моя сущность, но я ошибался… Мне нужна Минка.

Мне приходит в голову, что мотивация моих слов и поступков — это она. С тех пор как она появилась в моей жизни, вторгшись в нее, как вши, мой мир был поглощен ею. Если я смываю ее с себя, она всегда возвращается. Если я смахну ее с себя, она снова прилетит ко мне. И только когда я наконец-то думаю, что избавился от нее, я обнаруживаю, что она все еще здесь, спрятанная под моей кожей.

Она смотрит на меня так, будто не хочет меня исправлять. Как будто она любит меня таким, какой я есть. Как будто она знает, что я — полный отстой, но я — ее отстой, и она не хотела бы, чтобы было иначе.

И мне неприятно это признавать, но я хочу, чтобы она перестала прятаться за своим гневом. Я хочу, чтобы она перестала принимать такие неверные решения. Я хочу, чтобы она жила своей жизнью. И я хочу быть тем, кто поможет ей сделать все это.

Это худшее время, чтобы прийти к такому пониманию, но, возможно, после самоотверженной жертвы Винса сейчас именно то время, когда я могу это осознать.

Черт возьми, я люблю Минку Рейнольдс.

Когда телефон, наконец, у меня, я ожидаю увидеть гнев от Ашера и Бастиано. Возможно, даже от Люси. Но чего я не ожидаю, так это сочувствия. Дружбу. Семью. И хотя я понятия не имею, что сказал им Винс, я знаю, что за этим стоит он.

Он всегда заботился обо мне? Как я этого не понимал?

Как бы я хотел не быть таким злым тогда. Я бы хотел, чтобы я не был таким злым и простил все обиды своего прошлого. Чтобы я мог двигаться дальше. Может быть, тогда бы я наслаждался обществом Винса и Ашера и оценил, что нашел здесь семью.

И я нашел.

Именно такими для меня являются Романо.

Я мысленно даю себе зарок никогда не воспринимать Минку как должное.

На экране Винс все еще сидит за обеденным столом. Справа от него сидит Ренье, слева — Луиджи, напоминая мне, что Ренье все еще не выполнил волю короля.

— Николайо, мой мальчик, — приветствует Винс. — Ты винишь себя, не так ли?

— А кого еще винить?

— Никого, кроме судьбы, сынок.

Я смеюсь, несмотря на ситуацию.

— Это полная чушь, если я когда-либо слышал такую.

Винс улыбается вместе со мной.

— Возможно, но это заставило меня звучать мудро, не так ли?

Я соглашаюсь.

— Ты самый мудрый человек из всех, кого я знаю. — Я вздыхаю. — Как я никогда этого не замечал? У меня здесь была семья, а я даже не подозревал об этом. Я даже не ценил ее, пока мог.

— Но ты все еще можешь это оценить. Ашер, Люси, Бастиано — они будут рядом, когда меня не станет. Ты пробирался через свои собственные трудности. В конце концов, ты бы все понял, как только исцелился.