— В связи с тем, что вы подписали договор на год и к тому же ещё являетесь членом НСДАП, вам положены страховые выплаты, их мы вам оформим, но не сразу. Примерно через месяц, постарайтесь прожить его и при этом не погибнуть, иначе деньги вернуться обратно в фонд.

— Гм. А родственникам они разве не достанутся?

— У вас нет родственников. Мы и так идём вам навстречу. Причитающиеся вам выплаты я сейчас выпишу, и вы сможете их получить в кассе на третьем этаже. А пока вы можете подождать в коридоре, я позову вас.

Шириновский вздохнул и вышел, сжимая в руках своё коричневое кепи. В коридоре оказалось почти пусто, только изредка проходили мимо люди в форме штурмовиков, а то и в гражданской одежде. А ещё в здании оказалось очень мало женщин, критически мало. Даже в этом кабинете, где сидели наверняка чисто бухгалтеры, оказалась всего лишь одна женщина.

Ждать пришлось недолго, минут десять, дверь открылась, и его пригласил тот же мужчина, который и оформлял ему деньги.

— Всё готово, можете забирать и идти в кассу.

Зайдя в кабинет, Шириновский получил в руки ведомость, напечатанную на машинке, на которой вверху красовалась свастика и аббревиатура СА. Забрав её и поблагодарив, развернулся и ушёл искать кассу штурмовиков.

Поднявшись на третий этаж, быстро обнаружил железную дверь, в которой было прорезано узкое окошко, закрывающееся изнутри на засов. Над дверью красовалась соответствующая надпись «Kasse». Окошко оказалось открыто. Заглянув туда, он увидел сидящую за столом женщину, что считала деньги, и стоящего за ней охранника в форме эсэсовца.

— Здравствуйте. Мне получить зарплату и выплаты.

Фрау оторвалась от подсчёта мелких купюр и уставилась на него строгим взглядом из-под очков:

— Ведомость есть?

— Пожалуйста.

Взятая в двадцать втором кабинете денежная ведомость скользнула в окошко, чтобы сразу же оказаться под бдительным оком весьма строгой фрау. (Она, правда, была не только строгой, но и страшной, но это детали.) Фрау деловито прочитала её и полезла в сейф.

Вольфович молча ждал, резко зачесалась ладошка, пришлось уважить её лёгким почёсыванием. Надежды на крупную сумму у него имелись, но слабые. Пока фрау деловито копалась во внутренностях сейфа и занималась отсчитыванием мелких купюр, Шириновский вызвал из памяти своего реципиента примерные суммы зарплаты рабочих и, соответственно, цены на продукты и вещи.

Зарплаты оказались довольно низкими. Самые высокооплачиваемые квалифицированные рабочие получали одну марку за час работы. Самые низкооплачиваемые рабочие получали в среднем 59 пфеннигов. Итого в месяц зарплата в 100–125 марок считалась довольно приличной, а в 150 уже очень хорошей.

По ценам расклад оказался примерно такой. Буханка хлеба стоила 31 пфенниг, пять килограммов картофеля — 50 пфеннигов, литр молока — 23 пфеннига. Килограмм бекона по 2,14 марки, что было очень дорого. Сливочное масло по 3,10 марки за килограмм тоже казалось большой роскошью. Яйца стоили 1,44 марки за дюжину. Один литр пива стоил 88 пфеннигов, а сигареты — 30 пфеннигов за десять штук.

Большинство немцев жили в арендованных квартирах и платили за аренду около 12 марок в месяц. Еще 5–10 марок тратилось на оплату газа и электроэнергии. Ну, и только 30–50 марок можно было потратить на одежду, обувь, транспорт, здравоохранение, страховку, предметы домашнего обихода и отдых. Короче, не ахти, благо семьи у фон Меркеля не имелось, детей тоже, поэтому можно всё тратить на себя любимого.

А ещё, как агенту, ему выплачивались небольшие суммы от резидента советской разведки, но контакта с ним давно уже не было, и вообще на нём, скорее всего, поставили жирный… крест. На связь он уже давно не выходил, ни с кем не контактировал и сведений особой ценности не передавал.

Последний раз, когда ему удалось что-то существенно отправить, случилось полгода назад. Да и он скорее был агентом влияния, чем ценным добытчиком информации. Завербовали его, как и многих, и оставили в покое, дав возможность глубоко внедриться в ряды врагов, помогали мало и от случая к случаю. Поэтому и денег у него в карманах не водилось. Работали, как говорится, за идею…

— Фон Меркель?! — послышалось от окошка, и, прервав свои размышления, Вольфович тут же заглянул в него.

— Слушаю!

— Всё готово. Вот вам ведомость. В коридоре стоит бюро, на нём письменный прибор, распишитесь за получение, — и она сунула ему под нос листки бумаги.

— Ага.

Забрав их, он повернул голову и увидел прижавшийся к стене странный шкафчик, меньше всего похожий на стол. Просто площадка, на которую удобно было положить руки и что-то подписать на узкой и длинной столешнице. С краю на ней стояла жёстко привинченная бронзовая закрытая крышкой чернильница. А рядом с ней такой же закреплённый стакан с тремя перьевыми ручками.