Единственное, что их объединяло, — это изображение «адамовой головы» на касках. У некоторых ещё и изображение латышского так называемого «громового креста», разновидности свастики.

— Пятая рота второго батальона первого полка добровольческого корпуса Мансфельда, Рига, 1919 год, — отозвался голос Маричева.

— Ого, я же говорю, что ты фашист! Вон у тебя на башке каска с мёртвой головой!

— Я воевал, и мёртвая голова, как эмблема, существовала во все времена и эпохи, у тех же корниловцев она имелась, так что хватит пороть чушь!

— Ага, но всё равно ты, сволочь белогвардейская и булкохруст! — не сдержался Вольфович, но уже чуть ли не с лаской.

— Сам ты сволочь, серо-буро-малиновая! Дурак из будущего, неудачник бестолковый! Истеричка!

— Но-но, полегше, я, наоборот, удачник, и не истеричка, а политически правильно воспитанный товарищ. Я, можно сказать, спас тебя от смерти, а ты меня поносишь!

— Во-первых, поносишь ты, а не я. Я лишь разозлился на твои очередные поносные слова, а во-вторых, я белогвардейцем никогда и не был, сражался с красными латышами, это да, но я защищал местное население от произвола и издевательств, не больше. Воевал недолго, и вскоре нас расформировали, а потом уехал в Германию. Нечего мне, как оказалось, делать в свободной Латвии.

— Ха-ха, да и в моё время там делать нечего, и чем дальше, тем в ней становится всё хуже. И не только в Латвии, но и в Литве, и в Эстонии тоже. Трибалтика, как всегда, в своём репертуаре: застрелимся, но России не достанемся! Пускай мы станем шлюхами, но шлюхами Запада, п не России. Ну и в таком духе постоянно.

— А нужны ли они?

— Они? Да только в качестве морских портов. А вообще и климат там ужасный, и люди говно. Да и хрен с ними! Ладно, забыли. Кстати, если бы меня не подселили к тебе, то вряд ли бы ты выжил, так что цени! Но я больше не буду обзываться, обещаю! — пошёл на попятную Шириновский.

— Ну-ну, — не поддался на провокацию Маричев. Впрочем, на том внутренний конфликт оказался исчерпан.

Шириновский ещё раз глянул на фотографию фрайкора, хмыкнул и полез рыскать по шкафчикам. В одном оказалась гражданская одежда, а также висел комплект зимней и демисезонной формы штурмовика.

В другом всякая кухонная утварь и небольшой запас продуктов, главным образом крупы и макароны. Холодильник отсутствовал, а под койкой обнаружились два тазика для стирки. Общий туалет находился в коридоре, такими же общими оказались и кухня, и помывочная, она же душевая. Ну, не самые худшие условия для того времени.

В остальном всё было совсем не хорошо. Денег почти не осталось, лекарств хоть и дали на первое время, но их запас нужно пополнять, жрать практически нечего, опять же купить их не на что. Да и вообще, больным нужно поправляться, а поправляться нужно за счёт хорошего питания, то бишь кушать хорошо!

Вольфович хотел с досады сплюнуть, но плеваться в собственной комнате моветон, служанки-то нет и не предвидится. Пришлось вспоминать нищую юность и готовить из того, что имелось в наличии, благо кухня и умывальник находились недалеко. Пока готовил себе, пока то, пока сё. Накатила слабость, пришлось ложиться в кровать и валяться в ней, пока не отступила тошнота.

Поздний обед, а затем невкусный ужин не добавили оптимизма, но голова почти не болела, а пара выпитых порошков настроила его на оптимистический лад. Подойдя к окну, он выглянул из него. Вид, как он заметил ещё днём, оказался не ахти.

Да и что можно интересного увидеть во внутреннем дворе? Разве просто понаблюдать за жизнью других, и то не особо. За полчаса наблюдений прошли двое рабочих и скрылись в подъезде напротив. Пробежала запоздавшая женщина или девушка, потом вышли трое, ну, и так далее. Стемнело, и в окнах напротив начали зажигаться огни электрических лампочек.

«Напиться, что ли?» — возникла неплохая мысль в голове и тут же ушла, почти сразу сменившись головной болью. Скрипнув зубами, Шириновский разделся и, расстелив застланную по-армейски кровать, лёг в неё и незаметно для себя уснул.

Он проспал до самого утра, не вставая и не просыпаясь, и сон его оказался весьма крепок и даже, можно сказать, живителен. Проснувшись, почувствовал себя намного лучше. Ну, а встав, посчитал, что пора уже начинать налаживать новую жизнь. Перво-наперво следовало разжиться деньгами. Как-то семь марок не ахти для жизни.

— А сколько сейчас курс марки к доллару? — задал Шириновский сам себе вопрос.

— Четыре двадцать! — тут же всплыл из памяти Маричева ответ.

— Хороший курс. А вот у нас, в РФ, всё совсем плохо с долларом. Задушили, американцы совсем.

— Американцы?! Задушили? Да их из Лиги Наций даже выперли, как они могли вас задушить?!

— Что ты несёшь, Маричев?! Я что, историю не знаю?! Вудро Вильсон её и задумал, да потом Сенат и американцы заблокировали вступление США в Лигу Наций! Они всегда вели независимую политику.