Возможно, кто-то оспорит мои скоропалительные выводы и приведет совсем иные примеры, назовет массу других качеств этого замечательного воинственного племени, которого жизнь заставила вести себя именно так, спорить не буду.

…Вскоре мы добрались до опушки леса, ограниченного с одной стороны кромкой колхозного ноля, тянувшегося вдоль русла небольшой речушки, к которой вел крутой спуск, густо заросший сосняком, елями с мшистыми стволами вперемежку с пихтами, застенчиво прикрывающими наготу своими нежными мягкотелыми ветвями. Здесь, возле хвойного массива, даже воздух отличался своей насыщенностью и ароматом и вызывал легкое головокружение у людей, не часто выезжающих за город. Невольно хотелось задрать голову и разглядеть верхушки деревьев, увенчанных низкими слоистыми облаками. Но на мою спутницу сказочная картина лесных красот не произвела, как мне показалось, ни малейшего впечатления. Даже наоборот, она как-то напряглась, сосредоточилась и, что уж совсем невероятно, слегка прижалась ко мне. Лес пугал ее своей неизвестностью, и мое предложение спуститься вниз к речке не вызвало никакого воодушевления.

«А медведи здесь водятся?» — спросила она свистящим шепотом.

«Конечно, — пояснил я небрежно, — даже к моему дому близко подходят».

«Как близко?!»— с трудом выдохнула она, словно кто приставил ей дуло пистолета к виску.

«Насколько близко? — переспросил ее. — Вернемся обратно, покажу следы медведя на огороде. Он где-то метров десять до дома не дошел. Молодой, наверное, любопытный…»

Действительно, медведи, обитавшие в тех местах, в то лето вели себя довольно раскованно и бесцеремонно, пользуясь безнаказанностью, подходили к самым домам, оставляя следы своего присутствия на огородных грядках. Вот кто-то из косолапых посетил и мою территорию, любопытствуя, что там есть интересного, но ничего не обнаружив, ушел обратно.

От этих слов ей сделалось совсем дурно, и она беспомощно развела руками, как это делает человек, зайдя в воду, потом круто развернулась и со всей решительностью пошагала обратно. Я не знал, как поступить в подобной ситуации: то ли дать ей возможность прийти в себя, оставшись одной, то ли догнать и попытаться хотя как-то успокоить. И не думал, что у нее аллергия на наших безобидных мишек!.. Да еще так ярко выраженная. И все же благоразумие пересилило и быстро пошел следом, а то еще уйдет не в ту сторону, тогда точно наткнется на что-нибудь неприятное. Не на медведя, так на осиное гнездо или, не приведи господи, заблудится вдруг. Мне хватило случая с недавним отравлением художницы-кришнаитки. Боялся, повторится что-то подобное, окончательно расшатаю свою нервную систему и ни о каком творчестве тогда мечтать не придется.

Но моя беглянка вела себя вполне предсказуемо и, дойдя до дома, поднялась на крыльцо и вошла внутрь. Теперь можно было не беспокоиться за ее здоровье, и я присел перекурить на лежащее возле забора бревно. Заходить в дом просто не хотелось. Кажется, за пару дней мы изрядно надоели друг другу и пора опускать занавес после очередного акта. Не успел об этом подумать, как чья-то решительная рука смело поменяла декорации на наших деревенских подмостках: совершенно неожиданно в чистом небе появилось облачко, и из него полились тонкие струи дождя. Я даже рассмеялся и погрозил невидимому режиссеру пальцем, восхищаясь продуманности сценария. И не стал противиться небесному волеизъявлению, покорно вошел в дом.

То, что я увидел, меня не обрадовало, хотя, если честно, не особо и удивило. Моя гостья сидела на диванчике, плотно прижавшись спиной к оклеенной выцветшими обоями стене, и двумя руками по очереди вытирала слезы, капающие из глаз. Благодаря трагичности позы она как-то уменьшилась в размерах и поблекла. Из нее будто бы выпустили воздух, и от вчерашней Афины-Победительницы не осталось и следа. Передо мной находилась несчастная женщина, у которой что-то надломилось внутри, и теперь она не знала, как жить дальше. Возможно, у нее просто пропала надежда на благоприятный исход нашей встречи, которая какое-то время еще теплилась, а вот теперь все, исчезла окончательно. И, надо полагать, не только медведи тому виной, а нечто гораздо большее. Наш таежный край пришелся ей не по вкусу. Все вокруг казалось чужим, загадочным и враждебно-пугающим. Она была здесь чужой. Мой мир не желал принимать ее…

Собственно говоря, почему Сибири страшится большинство людей? Какая тайна таится в ее немереных просторах? И что за необходимость гнала русского человека в эту глухомань, где выжить способен далеко не каждый? Свобода? Независимость? Обилие зверя и рыбы? Или что-то иное? А может быть, мечта изменить на новом месте свою судьбу? Для меня эта страна дорога за ее крутой нрав и женскую непредсказуемость. Несмотря на свою кажущуюся угрюмость и мощь, она легкоранима и добра к каждому, кто сможет полюбить ее, не нанесет ущерба, не причинит боли. Скольких бродяг она укрывала в своих чащобах. Сколько несчастных, изгнанных со своей родины скитальцев нашли в ней убежище и выжили благодаря открытости и гостеприимству тех, кто пришел сюда задолго до них.

Лично мне дорога и понятна она потому, что здесь живут вольные люди, не привыкшие подчиняться чужой воле. Природа, словно резец скульптора, убирала с пришедших сюда переселенцев те черты характера, которые не нужны для выживания в этой стране. Пришедшие в Сибирь русские мужики постепенно воспринимали непривычный им уклад жизни, приучались существовать в ладу с матерью-природой, не брать от нее лишнего, жить неспешно, без напряга и суетных мечтаний, шаг за шагом отвоевывая каждую пядь земли.

Сибирских кержаков всегда отличали практичность, особая сметка, запасливость, разумное спокойствие, больше похожее на восточную леность, но именно эти качества и спасали их, помогали переносить природные капризы и отчужденность власти. Каждый из вновь поставленных управителей требовал к себе не только внимания и почтения, но и вспомоществования от опекаемого им народа на собственные немалые нужды. Потому к любым переменам в Сибири

относились всегда неодобрительно: старый начальник уже прикормлен, приголублен и знаешь, чего от него ждать. А придет другой на его место обязательно голодный, а потому злющий и еще хуже, коль честный. Этот станет не для себя стараться, а за всю Русь-матушку сразу, и сколько ему ни вези, всех голодных никогда не накормишь.