***

Сквозь черную ватную пелену ощущаю сильные пощечины. Инстинктивно втягиваю носом – Эрик. Эта мысль проносится в вялом сознании точно электрошок. Меня выкидывает из полузабытья. Открываю глаза.

Картинка не сразу обретает четкость. Двоящийся контур альфы вскоре сходится воедино. Ловлю разъяренный взгляд, чую лютую агрессию. Страх сдавливает горло и щекочет в пищеводе.

– Эрик? – во рту, как в пустыне, голос хриплый и грубый. – Что… случилось?

Он хватает меня за лацканы халата и рывком приводит в сидячее положение. Нависает устрашающей громадой. Глаза налились кровью и белки порозовели. Ноздри ходят ходуном.

– Это ты мне объясни, ушлепок, что произошло! – рычит, встряхивая меня на каждом слове. – Где девчонка?! Как ты ее упустил, паскуда?

Хлопаю глазами, даже не приходится изображать растерянность. Эрик напугал меня до чертиков, и, кажется, я уже начинаю жалеть о своем решении спасти несчастную Вэй.

– Я вел ее на сканирование тела на предмет переломов, Эрик, – поднимаю руку к голове и ощущаю запекшуюся кровь в волосах. Недурно я себя саданул! – А потом…

– Ты, недоумок, снял с нее наручники?! – альфа перебивает нечеловеческим ревом. Непроизвольно сжимаюсь. – И она долбанула по твоей тупой башке склянкой, да?

От его крика мозг сворачивается в трубочку и вот-вот потечет из ушей. Слова впечатываются в душу, но это я переживу.

– На-на-а-верное, – тяну неуверенно. – А она… сбежала?

Сейчас мне так страшно, что я и сам до конца не верю, я ли тот, кто помог ей сбежать. Да и вообще, как мне в голову могла прийти такая идиотская идея, какая под стать только конченому психу-камикадзе?

– Я с тобой разберусь, Густав, – цедит Эрик почти по слогам и бросает двум любимым волкам: – Хьюго, Рой, заприте его в камере.

Эта парочка всегда вместе. Высоченный худощавый Рой и крепкий невысокий Хьюго. Им Эрик доверяет «приводить полукровку в порядок», когда после игрищ ей не требуется моя помощь.

Волки подходят и в четыре руки мгновенно ставят меня на ноги, голова кружится.

– Сам пойдешь? – Рой смотрит сверху вниз.

– Или доволочь? – скалится Хьюго.

Значит, Эрик меня подозревает…

– Сам, – огрызаюсь.

Делаю шаг вперед. В глазах резко темнеет, начинает мутить. Похоже, я наградил себя сотрясением. Волки подхватывают под руки.

– Не, сам не дойдет, – подытоживает Рой.

Ноги заплетаются. Подручные Эрика не церемонясь тащат меня по коридору, волокут вниз по пандусу, спускают по ступенькам и наконец забрасывают вглубь камеры на матрас. Металлическая дверь с лязгом захлопывается.

Здесь темно и сыро. Пахнет полукровкой. Я время от времени спускался сюда помочь ей, но никогда не задерживался. Как говорится, «лучше вы к нам, чем мы к вам». И вот мне представилась возможность ощутить, каково ей было тут сидеть. Каково-каково? Тоскливо! Стены давят. И почти ничего не видно без волчьего зрения. Хотя с другой стороны, и смотреть не на что – бетонный пол, грязный матрас, туалет и некое подобие раковины в углу. Вот и вся обстановка.

Интересно, сможет ли Эрик раскрыть мой план? Свидетелей наверняка нет. Есть логи лифтов и карт, но полукровка обшарила мои карманы и украла магнитный пропуск. Кажется, я по всем фронтам подстраховался. У Эрика нет поводов мне не доверять. Не будет же он меня пытать, в конце концов! Волки так не поступают.

Волки так не поступают только с волками, а с предателями запросто – пакостно гундит внутренний голос на самое ухо. Внутренности обжигает волна тревоги. Откуда дурное предчувствие?

***

В этой ужасной камере время словно замирает. Плоские окна под потолком почти не дают света. Может, Эрик сделал их нарочно, чтобы запертый здесь узник знал, когда к нему идет палач?

Вижу ботинки своих конвоиров. Наконец, явились – выдыхаю с облегчением. Я гипнотизирую пол минус третьего этажа, кажется, уже целую вечность. На деле, наверное, с четверть суток – тошнота и головокружение прекратились. У людей на это уходит несколько дней, а у волков несколько часов.

Открывается дверь. Входят Хьюго с Роем, выглядят нарочито приветливо, а оскалы плотоядные. От приторного добродушия в носу нестерпимо свербит ощущение надвигающейся беды. Сердце начинает отбивать чечетку в пищеводе, ладони леденеют, тело подбирается. Они учуют мой страх, и я ничего не могу с этим поделать.

– Ты чего напрягся, Гуся? – подтрунивает Рой. – Давай на выход, Эрик поговорить хочет.

Поднимаюсь. Выхожу в коридор на ватных ногах. Конвоиры идут за спиной, едва не дышат в затылок. В желудке мутное чувство, что все это не к добру.

Мы поднимаемся в клуб, на третий этаж. В кабинет Эрика. Зачем ему понадобилось тащить меня туда? Ладно, не захотел унижаться и спускаться в камеру к узнику. Могли бы и в лазарете встретиться.

Хьюго, как матерый швейцар, распахивает массивную дверь и закрывает, когда мы втроем заходим внутрь. Сколько бы раз я здесь ни бывал, у меня неизменно тягостное впечатление от шикарного кабинета альфы. Здесь все чересчур, до неприличия дорого. С потолка свисает хрустальная люстра, от которой в контролируемом хаосе на тонких проволочках разлетаются мириады крошечных кристалликов. Классические деревянные пилястры по периметру подпирают стены. На полу разноцветными солнечными зайчиками играет свет из огромного круглого витражного окна – такого мутного, что сквозь него ничего не увидишь. Роскошные резные кресла, диван, библиотека, массивный старинный стол с сукном и навороченный компьютер последней модели. А еще, словно в противовес всему этому ослепительному великолепию, в дальнем полутемном углу стоит ростовая клетка из прочной стали три на четыре по сторонам и семь футов в высоту (1 х 1,2 х 2,1 м).