Увидев приятеля, Алексей Иванович неприятно удивился, и неожиданная антипатия, которая противоречила здравому смыслу, обескуражила его простую душу, верную житейским понятиям. Ему полагалось всемерно симпатизировать Максиму, и он порылся в памяти, извлекая на свет причину. Это был кошмар, который вылез за границы сновидения, обернувшись наяву реальными, закатанными сантиметров на пять джинсами. И Алексей Иванович уже не знал, как отнестись к приказу, который вменил ему отравить приятеля снадобьем из леденцовой банки. Именно об этом приказе он с отвращением вспомнил, заметив побитый Максимов вид и блуждающие глаза, а также зафиксировав взглядом бутылку, которую Максим прятал в своем трикотажном коконе.

– Подумал, отметим, – неуверенно выдавил Максим.

– Устроился на работу? – благодушно спросил Алексей Иванович у приятеля.

Максим залопотал, что «Негасимому свету» требовался курьер, но вакансию, помурыжив соискателя, отменили, и Егор сказал, что наниматься не надо, потому что курьера не пускают за колючку.

– Там комиссия, мне водила обещал, – Алексей Иванович сделал умное лицо и поделился: – Он их везет к какому-то Когану и поговорит насчет моего рака. Лазерная терапия, лучевая терапия… тоже свечение, правда? Тут и за соломинку ухватишься.

И он усмехнулся, вспомнив сегодняшний эпизод.

– Твой хозяин меня чуть не побил, – поведал он. – Хорошо, подсобил собачник. Воры, говорит… ты с ним осторожней. Ей-богу, я ничего не крал, и в голову не приходило.

Максим махнул рукой.

– У него полстраны воров, – сказал он. – Что там взять, одна ветошь. В другой раз разорется, привлекут за оскорбление какого-нибудь богдыхана, особо обидчивого.

Они сидели в комнатушке Алексея Ивановича, на топчане, покрытом спекшимся матрасом, а в углу высился штабель поломанных микроволновок. Прошлогодний календарь смотрел на них глазами краснощекой потасканной снегурочки, и Алексей Иванович протирал стаканы туалетной бумагой, выдернутой из казенной упаковки. Расставив посуду, он задумчиво посмотрел, как ерзает его несчастный гость, и тихо спросил наугад:

– Тебе-то что за меня обещали?

Максим щелкнул зубами, напугав Алексея Ивановича перспективой судорожного припадка. Вскочил и, хватая ртом воздух, бросился в коридор. Наверху грохнула дверь. Алексей Иванович поднес бутылку к лампе; ему почудилось, что жидкость излучает свет – тусклый, патинирующий окружающие предметы ядовитыми тонами. Покачав головой, он отправился в туалет, чтобы вылить отраву, пока кто-нибудь не соблазнился халявой.

Выскочив из гостинцы и чуть не плача, Максим закричал в телефонную трубку:

– Егор, я не могу! Тут уголовщина, нас передавят, как клопов! – он прыгал и изображал на детской площадке на пляску святого Витта. – Тут комиссия, завтра поедут к какому-то Когану. Я соскочу, меня же прихлопнут просто!

– Не ори, очухайся, – процедил в ответ рассерженный Егор и отключился.

XIV

Лариса чувствовала себя ужасно. За день она изучила номер до трещинок на потолке и латок, маскирующих отверстия в стене. Это была чистенькая комната с кроватью, потертым покрывалом, столом, заляпанным графином. Из окна просматривалась улица, утопающая в зелени. Обстановка по Ларисиным меркам была шикарная, но именно эта непрошеная благодать беспокоила ее, заставляя то и дело выглядывать в коридор. Она терялась в догадках, где Катя, и ей чудилось, что с сестрой стряслась беда. Собственная судьба тоже представлялась ей туманной. Она не знала, чего потребуют от нее люди, которые поместили ее в подозрительную гостиницу, но предчувствия у нее, наученной горьким опытом, были самые мрачные.

В обед, состоявший из пустого чая, в дверь кто-то постучался, или даже поскребся, как мышка. Лариса несмело открыла, на пороге стояла девушка в розовом жакете.

– Ох, черт, – вырвалось у гостьи.

Она смутилась, но Лариса знала, как действует ее лицо, и не удивлялась.

– Ты сестра Кати Боковой? – продолжала девушка. – Я принесла ее вещи. Она хотела забрать, но все не заходит.

Из пакета появились обувная коробка и вязаная кофта, которую Лариса сразу узнала.

– Ты, наверное, в кино снимаешься, – сказала девушка, не сводя с Ларисы выпученных глаз. – Я пойду, меня на пять минут отпустили.

Лариса положила Катины вещи на кровать и открыла коробку, обнаружив внутри зеркальце, банку «Звездочки» и таблетки от головной боли. Косматую хламиду из дефицитной по тем временам пряжи мама связала, когда они с сестрой были маленькими. Лариса натянула кофту на плечи, и ей показалось, что она разбирает в колкой шерсти аромат незнакомых духов. В том, что Катя бросила эту домашнюю вещь на произвол судьбы, Ларисе почудилось недоброе, и у нее муторно засосало в желудке.

К вечеру кто-то опять постучал, и Лариса открыла дверь трясущимися руками. На пороге стоял человек, так странно принявший в ней участие.

– Проверяю, как устроилась, – сказал он фамильярно, шагнул в комнату и, посвистывая, осмотрел номер. – Днем не доходили руки.

Его развязный тон не понравился Ларисе, и она еле выдавила слова благодарности. Услышав этот лепет, Эксперт перестал созерцать стены и уперся глазами в ее голодное лицо.

– Так дело не пойдет, – распорядился он серьезно. – Будем знакомиться.

Он залез в полость куртки, вытащил бутылку коньяка и решительно поставил на стол, точно забивал сваю. Из карманов появились два яблока и, пока он шарил по шкафчику, разыскивая тарелку, Лариса, которая хорошо знала, что значат эти прелюдии с коньяком, окоченела от страха. Она всхлипнула, измышляя, как ей стремглав выскочить из гостиницы и куда идти в чужом городе. Что-то говорил незатейливый мальчик, с которым она ела мороженое, но она не спросила его номера, а где же его сейчас найдешь?