– О чем задумалась? – за моей спиной выросла невысокая темная фигура, – не о своем ли женихе?

– Единственный раз, когда я о нем буду думать…, – я повернулась к зашедшему в мою комнату симпатичному молодому эльфу в потрепанной коричневатой рубахе, пара пуговиц которой уже успели где-то затеряться, – это когда я буду вписывать в список тех, кого ненавижу, его имя, – слуга виновато опустил взгляд, по нему было видно, что он не знал моего истинного отношения к будущему мужу, – я не очень то люблю распространяться об этом, – я сделала шаг к Филину, так звали любимого слугу соей матери, которая сама перестала с нами как-либо взаимодействовать, погрязнув в своих картинах, но тот внезапно отстранился, – что такое?

– Вас ждет отец, – проговорил он и, даже не взглянув на меня, выскочил из спальни и ринулся вниз по лестнице.

Да почему они все такие дерганные, подумала я, опускаясь в свое кресло и глядя на механическую мышку, быстро ползающую по столу взад и вперед. Я всегда мечтала переехать в Тардан, королевство, принадлежащее дворфам, начать свою жизнь с чистого листа и заняться изобретательством, но судьба решила все иначе. Вот тебе вечная зима, богатый отец, слуги и какой-то глупый приезжий мальчик. Превосходно. Хотела покачаться на качелях? Вот, держи, правда, они эмоциональные, но это же ничего, да? В любом случае, пока идет война, в Тардан не попасть. Но, когда она закончится, возможно, у меня будет шанс. Хотя точно никто сказать не может, все-таки это такое…опасное дело.

Я нехотя развернула очередное письмо Кастааня. Бла-бла-бла, слова любви, бла-бла-бла, желание зачать ребенка, бла-бла-бла, прочий неинтересный бред. Ни на одно его письмо я так и не ответила, но он почему-то все еще продолжал мне их присылать. Может быть, этот эльф надеялся, что я, читая его любовные послания, пойму, что он именно тот, кто мне нужен. Только вот этот герой-романтик не учел, что мне в принципе не нужен никто. Я не хочу замуж, не хочу детей, не хочу жить тут в снежной пустыне среди таких же снежных гор, вечного снегопада и прочей окружающей меня ерунды. Хотя…мне нужно солнце, которого здесь никогда отродясь замечено не было, мне нужен лес, в центре которого будет опушка и мой маленький дом, озеро, ручная сова и, возможно, но маловероятно, симпатичный темный эльф под боком.

– Готова? – от мыслей меня отвлек отец, который, как оказалось, все это время, начиная с ухода слуги, стоял в дверном проеме, – Кастаань уже ждет тебя внизу.

– Чего? – я надеялась, что это глупая шутка, потому что знакомиться лично с этим мужчиной у меня не было желания от слова вообще, – а он не может уехать домой и вернуться, скажем, годиков через пятьдесят?

– Снежная, у вас завтра свадьба, – напомнил отец, достав из кармана небольшую записную книжку, – вот, видишь, – он ткнул пальцем в дату, написанную на пустом листе, – так что собирайся и спускайся в зал, – с этими словами пухловатый, начавший уже лысеть, снежный эльф развернулся и вышел в коридор, – мы тебя ждем.

– Да почему я, – я кое-как застегнула на шее цепочку, на которой висели старинные часы, – почему именно я?

Иногда мне казалось, что лучше бы я пошла воевать вместо Сома. Честно, там от меня пользы было бы больше. Снежные эльфы – лучшие охотники, умеющие владеть не только луками, но и огнестрельным оружием, название которого я, правда, совсем не помню. Да, у нас нет механических коней, как у дворфов, зато у нас есть смекалка и умение договариваться. Мы, в отличии от имперских эльфов Пиры, сначала думаем, потом делаем, а не наоборот. К сожалению, отец не позволил мне уехать, сказав, что мое место здесь, дома, рядом с родителями. Да и тем более, если с братом что-то случится, кому-то же надо будет продолжать обмениваться письмами с аристократами да улучшать жилищные условия местных. А ведь мы даже не правящая династия, мы просто те, у кого больше денег…ладно, не стану вдаваться в подробности.

Я накинула на плечи старый шерстяной плащ, сшитый из волчьего меха, и вслед за отцом вышла из спальни. С портретов на меня осуждающе смотрели предки. Каждый из них, казалось, считал, что я поступаю неправильно. Каждый мой шаг был для них словно рана от ножа. Мы, снежные эльфы, никогда не пресмыкались перед имперскими, но вот мой отец решил иначе. Он часто делал то, что вряд ли понравилось бы хоть кома\у-то из нашей семьи.

– Почему…почему вы осуждаете меня, а не моего отца? – прошептала я, остановившись у портрета пожилой узкоглазой эльфийки в красивом зеленом платье, на котором искусной рукой изобразили цветы, – у меня самой нет желания выходить замуж за проклятого имперца. Да и в принципе выходить замуж хоть за кого-то. Что за традиции прошлого в современном мире? Мы сами должны решать, как построить свою жизнь. Нет?

– Так беги, – та усмехнулась, глядя мне прямо в глаза и поправляя волосы цвета белого снега, – что тебя здесь держит? Отец, который считает, что может выдать тебя за первого приезжего чиновника? Мать, которой нет дела до твоей жизни или…

– Побыстрее, – отец уже некоторое время ждал меня у лестницы, – не смотри так на картины. На них ничего не написано, – по его голосу было понятно, что ему не хочется, чтобы меня посчитали невежественной, ведь опоздания всегда считались дурным тоном, – эй!

– Иду уже, – я отошла от портрета давно почившей родственницы, которая говорила со мной только в моей голове, – не кричи только, – настроение было хуже, чем обычно, этот день мог стать для меня последним днем свободной жизни.

Внизу, на первом этаже, красной скатертью, привезенной из Гаранты, был накрыт длинный деревянный стол с покосившимися ножками, из-за которых складывалось ощущение, что он вот-вот упадет. На столе в разноцветных бутылках с надписями на дворфийском языке стояли различные алкогольные напитки из коллекции отца. Некоторые из них мой дядя, отец моего отца, привез из Армана, где их можно было купить всего за пару монет. На вкус дворфийское пойло напоминало дешевый эльф с привкусами разным ягод, например малины, на которую у меня, к великому огорчению, была аллергия. Свет, отражавшийся от бутылок, падал на картины, висящие на каждой стене главного зала нашего особняка. Битвы, свадьба, пейзаж с огромным озером и величественным орлом в небе – все это было нарисовано рукой моей матери, профессиональной художницы, которая после пропажи моего брата ушла глубоко в себя, прекратив выходить из дома. Ее часто можно было заметить стоящей с кистью на балконе, только понять, что именно она рисовала, не представлялось возможным. Заходить в ее кабинет нам строго запрещалось, даже отец, чтобы позвать ее куда-то, к примеру на обед, стучал в дверь или просовывал записку в щель между дверью и полом.