Шрифт:
— Девки, мне нехорошо.
Тут же приоткрывает заднюю дверь, и, прямо на ходу, начинает блевать. Леся смотрит на нее, и даже в темноте салона, я вижу, как ее лицо принимает тот самый характерный нежно-зеленоватый оттенок, а потом она тоже открывает дверь со своей стороны. Я сижу посередине, между ними, держа их обеих за пуховики, пока они избавляются от выпитого сверх меры. Да уж, вермут с газировкой сильная вещь. Несмотря на это безобразие, машина продолжает ехать.
— Да что это такое! Куда это вы такие собрались?!
Водитель возмущенно смотрит на меня в зеркало заднего вида.
— Разве можно до такого состояния бухать! Вы же мне машину сейчас испортите, а мне еще работать!
Я улыбаюсь ему, надеясь, что выгляжу достаточно мило:
— Извините, пожалуйста. Остановите здесь, мы уже почти приехали.
Пока девчонки выползают на улицу, я рассчитываюсь с таксистом. Мятые бумажки выскальзывают из рук, и, в итоге, я просто отдаю ему все — за моральный ущерб. Последние двести метров мы идем до клуба пешком — свежий воздух нам всем на пользу. У входа, стоя в очереди, курим, пытаясь прийти в себя. Глухая железная дверь с маленьким, забранным решеткой, окном открывается, впуская очередную партию жаждущих попасть внутрь — мы в их числе. Тонкая металлическая лестница вибрирует под ногами, и я спускаюсь вниз, в темное, содрогающееся от музыки, чрево ночного клуба — ди-джеи, сука, сходят с ума.
Вечеринка организована нашим универом, а это значит, что профком протащил внутрь свое бухло, и мне нужно найти кого-то, кто меня им угостит. Я направляюсь в туалет, чтобы проверить, как я выгляжу, и тут же налетаю на Ромку:
— Привет, Дин.
— О, привет. Не знаешь, где бухает профком?
Конечно, он знает, он с ними в хороших отношениях, не то, что я. Но это — история для другого раза. Мы проходим в закрытую, только для своих, чиллаут зону, на столике стоит металлическая табличка «Reserved». Здесь никого нет — все на танцполе, в баре, или еще хуй знает где, только на одном из диванов сидит, опустив подбородок на грудь, какой-то парень в красном костюме Деда Мороза. Присмотревшись, я понимаю, что он крепко спит, и только круглые стекла его очков продолжают вспыхивать синим неоном стробоскопа. Я ухмыляюсь и толкаю Ромку локтем:
— Смотри, Санта нажрался в пизду. В этом году подарков не будет.
Когда я пьяная, мне начинает казаться, что я жутко остроумная.
— Дурочка ты. Что будешь пить?
— А что тут у них? Это что — Хеннеси?! Охуеть, да?
Ромка берет бутылку и наливает коньяк в одноразовые стаканчики, стопка которых извлекается им из большого пакета под столом — мы торжественно чокаемся пластиком, и пьем.
— А что там у них еще, в пакете?
Я сажусь на диван, рядом с пребывающим где-то далеко в мире грез очкариком-Сантой, и роюсь в громадной пластиковой сумке. Достаю оттуда пол-литра Колы.
— Смотри, смешать можно. Или Хеннеси с колой не пьют? Мы в общаге перед клубом пили вермут «Salvatore» с газировкой. Ты знаешь, это такая дрянь.
Поворачиваюсь к Ромке, и вижу, как он улыбается:
— Я знаю, что когда-нибудь ты все равно будешь со мной.
Я молча смотрю на него. Наверно, надо еще как-то пошутить, потому что я не знаю, что ему сказать. Что я не хочу ни с кем быть? Что мне очень жаль, но я его не люблю? Что я вообще никого не люблю?
— Давай не будем смешивать?
***
Пробуждение похоже на медленный подъем со дна наверх, мое сознание выныривает на поверхность, и я разлепляю глаза, которые тут же обжигает ослепительным сиянием. Где я? С трудом приподнимаю голову — и с облегчением обнаруживаю себя на своей кровати в общаге. Солнечный свет, беспрепятственно пробиваясь через пыльное, не мытое с лета, окно, ровным прямоугольником ложится на мое лицо. Какого хера? Конечно, завалившись под утро в комнату, мы даже не подумали закрыть шторы. Тут же в голову приходит следующая мысль — а сколько, в таком случае, сейчас времени?! Если солнце уже добралось до наших окон, то… Блять!
— Леся… Лесь! Во сколько мы сегодня вернулись домой?
Леся — размытое пятно в левом углу моего глаза, ворочается и что-то бухтит. Я поднимаю от подушки тяжелую, опоясанную глухой болью голову, и фокусирую взгляд на своей соседке. Ха, да она лежит на кровати полностью одетая!
— Лесь? Ты прямо, как в этой песне.
Прочищаю горло.
— А я ни разу не спала в ботинках. До этого дня!
— Точнее, до вечера…
Подхватывает Олеся, и мы хохочем. У меня тут же начинает кружиться голова, и я падаю обратно на подушку, морщась от смеха и боли в висках. Перед глазами все плывет. Что мы вчера пили? Коньяк? Точно, Ромка, Хеннеси… Пиздец, да мы все еще пьяные.
— Дин? Когда этот, приедет за тобой? Надо же собираться.
— Да, надо. Наверно, скоро. Он утром еще должен был выехать.
«Этот» — это Паша, друг моих родителей, ну или друг семьи, без разницы. У него сегодня какие-то дела в Е, и на обратном пути он заберет нас с девчонками домой, в Т. Хорошее начало новогодних каникул — поездка в комфортном салоне Пашиного джипа, вместо семичасовой тряски в набитом плацкартном вагоне. Да, он просит называть его по имени, несмотря на почти тридцатилетнюю разницу в возрасте — Паша считает, что мы с ним друзья. Ну друзья, так друзья.