Шрифт:
НА УЛИЦЕ?
Олли:
Нет, ты некультурная свинья.
В Hermes.
Ромео Коста:
А говорят, у любви нет цены.
Олли:
Какой бы ни была цена, Зак скажет, что она завышена, и откажется платить.
Зак Сан:
Это неловко.
Ромео Коста:
Не так неловко, как увеличение твоего члена в суде в рамках ожесточенного процесса об опеке между твоей бывшей любовницей и вице-президентом.
Олли:
Я бы не стал так далеко заходить, чтобы назвать это позором.
Олли:
Может быть, легким неудобством?
Ромео Коста:
Господи, Олли.
Ромео Коста:
Люди сделали футболки с отпечатком твоего члена на них и сленгом Я ЗА НЕГО ГОЛОСУЮ.
Олли:
Я нахожу это довольно лестным.
Олли:
И хочу вам сказать, что фотография моего члена была наименее оскорбительной из всего, что вышло из политики за последнее десятилетие.
Олли:
Единственный минус — теперь люди хотят сфотографироваться с ним, потому что он знаменит.
Ромео Коста:
Так это минус?
Ромео Коста:
Ты сделал достаточно секс-кассет, чтобы открыть свой собственный Pornhub.
Олли ВиБи:
Это не проститутки, которые просят фотографии. Просто случайные прохожие на улице.
Олли:
И, судя по всему, любезно согласиться с ними считается "непристойным обнажением".
Зак Сан:
Это все объясняет.
Олли:
Что объясняет?
Зак Сан:
Никто не дает бабнику так, как бабник.
Олли:
А. Бабники. Последнее великое поколение. Похотливые, опытные и не умеющие работать с камерой iPhone.
Олли:
В любом случае, вернемся к страданиям Зака.
Олли:
Чувствуешь, как воротник с меховой подкладкой затягивается на твоей шее, сынок?
Ромео Коста:
Брак — это не наказание.
Олли:
Я бы буквально выбрал электрический стул.
Ромео Коста:
[Эмодзи с закатыванием глаз].
Олли:
В любое время.
14
ЗАК
В первый день работы Фэрроу я решил не покидать свой кабинет.
Во-первых, и это самое главное, мне нужно было работать.
Работа приносила комфорт и радость. Торговля акциями. Захват компании силой. Переваривание их в свои собственные.
Все те черты, которые делали меня неприступным и странным человеком — отсутствие внимания, желания и сочувствия, — в мире бизнеса были плюсом.
Не имело значения, что я уже сколотил оскорбительное состояние. Делать деньги было моим любимым видом спорта. Биржи — моя арена. А каждое существо с пульсом — мой противник.
Я сидел на своем позолоченном троне на Дороге Темного Принца.
Непобедимый чемпион.
Во-вторых, что менее важно (но тем не менее важно), Фэрроу требовалось время, чтобы освоиться в поместье.
Ознакомиться с поместьем, которое я называл домом. Побродить по территории, исследовать каждый уголок и устроиться поудобнее.
Я читал ее как открытую книгу и решил приспособиться.
Не потому, что меня волновало, приживется ли она здесь, а потому, что эта женщина была ходячей, говорящей головной болью, от которой нет лекарства.
Только после того как она успокоится, я смогу спокойно осуществить свой план.
Маленький осьминог был живым доказательством того, что удача не покинула меня.
Изначально я навестил ее на ее маленькой кухне, чтобы подразнить. Может быть, даже исполнить ее наказание.
Но потом что-то случилось.
Что-то чудесное и ужасное одновременно.
Я прикоснулся к ней и не струсил.
Не задрожал.
Меня не стошнило.
На протяжении целых двух десятилетий ни один человек не мог прикоснуться ко мне, чтобы мне не стало физически плохо.
Ни один врач.
Ни одна женщина.
Даже моя мать.
Мне и в голову не приходило, что существует противоядие от моей проблемы. То, что Фэрроу Баллантайн могла довести диснеевскую принцессу до самоубийства, можно было счесть лишь идеей Вселенной о равновесии.
Я слышал поговорку.
Бог упаковывает каждый подарок с проблемой.
Я не знал, что именно в этой свирепой, непокорной горничной не позволяло моему телу вздрагивать от ее прикосновений.
Уж точно не ее неуместное чувство моды.