Шрифт:
Однако в апартаментах меня поджидает сюрприз. Только переступаю порог, как срабатывает оповещался моего дорогого дядюшки и спустя несколько минут в гостиную без стука вламывается Кьяртон.
Бледное лицо и сжатые в полоску зубы говорят о том, что он взбешён, и это мягко сказано:
– Ты чего творишь, щенок?
– он бросается на меня, хватает за грудки и несколько раз хорошенько встряхивает.
Внутренняя сущность тут же отзывается недовольным рыком. Дракон требует истинную и сторонние разборки его сильно отвлекают. Но я знаю, как утихомирить Райана и, терпеливо дождавшись, пока он отцепится от меня, спокойно задаю встречный вопрос:
– Ты про лживую выходку Беатрис или про то, что я внял твоим уговорам и прошёл в храме ритуал?
Как и ожидалось, Кьяртон отступает. Смотрит на меня недоверчиво, пытаясь по глазам вычислить, лгу я или говорю правду. Затем уголки его губ ползут вверх, и он порывисто меня обнимает:
– Мой мальчик наконец-то повзрослел. Рад слышать, что ты одумался и решил остепениться. Ты же увидел её? Кто она? Как выглядит?
Глава 26
– Вполне себе, - уклончиво отвечаю я, желая поскорее выпроводить дядю и воспользоваться лекарством, что дал мне старший брат.
– Брось, - добродушно смеётся Кьяртон и взлохмачивает волосы на моей макушке, будто он снова студент-старшекурсник, а я ещё совсем мальчишка.
– Твоя саана для тебя - самая красивая, самая добрая, самая желанная. Дай себе немного времени, и ты поймёшь, о чём я толкую.
Неловко уворачиваюсь от его руки, пытаясь показать, что я уже не ребёнок. Хотя что-то в глубине души жалобно звенит и просится наружу.
Зверь тихонько поскуливает, умоляет поверить дяде и помчаться на поиски своей Истинной, чтобы сграбастать её в объятия и больше никогда не отпускать.
“Очнись!” - приказываю себе, выпроводив довольного Кьяртона из апартаментов. Объясняю свой порыв тем, что ритуал лишил меня сил, и мне нестерпимо хочется спать.
Закрыв за ним дверь, с остервенением бью себя по щекам и ругаюсь вслух:
– Тоже мне, блюститель истинной морали. Сам был готов рвать и метать, когда нашёл свою саану и мечтал спрятать её от всех, чтобы не позориться связью с человеком, которых всю жизнь презирал. А теперь смеет меня учить, лицемер чёртов. Ненавижу!
Чувствую прилив безудержного гнева, хватаю хрустальную безделушку - идиотский подарок одной из временных подружек и с наслаждением разбиваю его о стену.
Статуэтка взрывается фонтаном осколков, поблескивающих на ковре под светом лампы.
Становится чуточку легче, и я ищу, что бы ещё сломать, уничтожить, разрушить. Бросаю всё, что не приколочено: часы на полке у декоративного камина, артефакт связи, идиотскую картину на стене с унылым в своей простоте пейзажем.
Однако временное облегчение сменяется давящей тяжестью. Драконья сущность становится настойчивой, прорывается наружу тонким слоем чешуи, и мне приходится прибегнуть к заветному дурману.
Дрожащими руками хватаю портсигар, достаю из него чёрный, плотно набитый свёрток, чиркаю зажигалкой и втягиваю острый, щекочущий язык дым. Захожусь в протяжном кашле, проклиная мерзкую отраву. Ноздри улавливают расползающийся по комнате сладковатый аромат, но вместо долгожданного облегчения, к горлу подкатывает тошнота.
– Гадость какая, - с отвращением сплёвываю на пол, тушу свёрток о подлокотник дивана и отбрасываю в угол.
– Бракованная партия?
Голова идёт кругом. Дурнота усиливается, а боль в висках бьёт с такой частотой, что хочется сдавить голову руками, словно тисками, и кричать. Орать во всё горло, проклиная заведомо провальную затею с ритуалом.
А всё из-за Беатрис!
Будь проклята эта затерианская дрянь!
Становится тяжело дышать. Ловлю воздух ртом, как рыба, но мне его катастрофически мало. Глаза застилает густая пелена, и на тело накатывает сильная слабость.
Кажется, я падаю.
Сквозь вспыхивающие салютом красные и чёрные круги вижу себя будто со стороны. Вот я поднимаюсь, хватаясь непослушными пальцами за прожжённый подлокотник.
Шатаюсь, словно пьяный, пытаясь удержать равновесие и вроде бы даже получается.
Иду в сторону двери, хватаясь за стены сначала комнаты, затем коридора.
Спускаюсь по лестнице и несколько раз едва не падаю.
Чудится, будто кто-то из студентов подходит ко мне, интересуется состоянием, но я грубо посылаю его на хрен. Ускоряю шаг и под обеспокоенный лепет коменданта вываливаюсь за дверь, с облегчением вдыхая полной грудью стылый воздух.
На улице уже темно и зажигаются первые звёзды. Свет фонарей нещадно слепит глаза, вызывая непрошеные слёзы.
Как же я отвратительно себя чувствую! Хочется сдохнуть!