Шрифт:
— Это кто? — Бьёрн-конунг глянул на сидевшего на дальнем конце стола Сергея как на выглянувшего из яблока червяка.
— Вартислейв-хёвдинг из русов, — сообщил Хрольв. — Мой родич. Это он будет завтра драться с Красавчиком. Готов поставить на него марку серебром.
Бьёрн еще раз взглянул на Сергея, подумал и сказал:
— Принимаю. Ты что-то сказал, Вартислейв?
— Я сказал: жаль, что медведи не разговаривают. Когда охотник убивает, он приносит домой красивую медвежью шкуру и историю о том, как он убил медведя. А что может принести медведь, убивший охотника? Ни истории, ни шкуры.
— Я скажу, что он принесет тебе, Бьёрн, — Пешеход хлопнул высокомерного соседа по плечу. — Здоровенную кучу дерьма!
Пирующим шутка понравилась. Не всем. И среди этих «не всех» был Бьёрн-конунг, глянувший на Сергея недружественно. Червяк рискнул укусить хозяина яблока.
Плевать. Доброе отношение Пешехода важнее.
— Красавчик нехороший человек и удачей небогат, но воин умелый, — сказал Сергею один из местных хольдов, которого звали Гейр Опояска.
Сергей запомнил его имя, потому что он оказался полутезкой его драккара [12] .
12
Гейр — копье.
— Уверен, что справишься? — Гейр явно проникся к нему симпатией. Или он, или алкоголь у него внутри. — А то я мог бы встать за тебя. С удовольствием выпущу из него дерьмо.
— Благодарю, но хочу сделать это сам. Мой хольд, — кивок на другую сторону стола, где угощался Дёрруд, — тоже просил меня уступить, но я думаю: уступить другому поединок — все равно что уступить жену.
— Хорошо сказано, — одобрил хольд. Потом пригляделся к Дёрруду и спросил осторожно: — Мои глаза меня обманывают или Дёрруд Сиггтрюггсон?
— Не обманывают, — подтвердил Сергей. — Ты его знаешь?
— Конечно. Все знают Убийцу Берсерков Олафа-конунга!
— Убийцу берсерков? — уточнил Сергей.
Вот, значит, какое у него полное прозвище. Вспомнилось тотчас, как лихо Дёрруд прикончил берсерка Скельдума Щедрого.
— Ты не знал? — в свою очередь удивился Гейр. — У него же прозвище на руках вытатуировано.
Не знал. И даже не догадался спросить, что у Дёрруда за татушки.
А ведь видел, как на них нурманы реагируют.
— Когда он ушел от Груды Развалин, все думали: ему не жить. А вышло так, что сам Олаф-конунг умер, а Убийца живехонек! Надо бы с ним поздороваться, раз он не помер! — Хольд фыркнул пивом. К счастью, в другую сторону.
Убийца берсерков, значит…
— А что нынешний конунг? У него на Дёрруда нет обиды? — решил прояснить Сергей.
— Да с чего бы? К тому же его жена Асфрид приходится Дёрруду родней по прабабке.
— Асфрид, жена Дёрруда?
Сегодня что, день сюрпризов имени Убийцы?
Хольд глянул на Сергея мутными глазками:
— Дёрруд убил конунга и женился на его жене? Откуда знаешь?
— Асфрид — жена конунга Гнупы? — четко проговаривая слова, спросил Сергей.
— Была. А теперь нет. Потому что Убийца убил… Пойду к нему, спрошу…
Но ничего не спросил. И никуда не пошел. Потому что рухнул мордой в салат. Вернее, в поросячьи кости.
Сергей огляделся. Вроде никто их разговора не слышал. Это хорошо. И вообще пора спать. У него завтра непростое утро намечается.
Сергей потихоньку выбрался из-за стола, показал жестом Рёреху «я ушел». И ушел.
Недалеко. Через пару минут его догнал Дёрруд с бочонком пива на плече. Молча зашагал рядом.
Так они и пришли на подворье, где Хрольв разместил дружину Сергея.
И сразу разделились. Сергей отправился спать, а Дёрруд — раскупоривать бочонок.
Сергей уснул практически мгновенно, несмотря на шумное веселье во дворе. Даже ввалившиеся к нему с четырьмя девками Машег с Траином не сумели своего хёвдинга растормошить и отправились восвояси.
И это было хорошо, потому что Сергею снился удивительный сон, в котором было все, что он любил в той жизни. Балюстрада его ромейской виллы, с которой открывался вид на Мраморное море, и густое мускатное вино из собственного винограда, а главное, родня. Сыновья, дочь, Слада. И они так чудесно пели…
Как жаль, что, проснувшись, Сергей не мог вспомнить ни единого слова. Только мелодию. И это было так нестерпимо, что Сергей заплакал.
А потом ему полегчало и он вспомнил, что впереди у него непростое утро. Прекрасное утро, к концу которого кто-то непременно умрет.