— Я сделал это с тобой. Руки у его черепа, он падает на колени, его грудь расширяется и сжимается слишком быстро из-за неглубоких вдохов.

— Я не могу позволить тебе вынашивать этого ребенка, Рен. Я не могу потерять тебя таким образом.

Я пересекаю маленькую пещеру, направляясь туда, где он остается на коленях, и провожу рукой по его волосам.

— У нас нет выбора. Я не откажусь от этого ребенка, Шесть. Не в этот раз.

Его глаза полны слез, челюсть сжата в жесткую линию.

— Если я потеряю тебя … От меня останется лишь малая толика мужчины.

— Тебе нужно будет оставаться сильным, на случай, если со мной что-то случится во время родов. Этот ребенок наш. Я не хочу видеть, как его уничтожат.

— Скажи мне, что делать. Я умоляю тебя. Я сделаю все, что потребуется.

Стук в перегородку пещеры прерывает мои мысли, и я обращаю свое внимание на импровизированную дверь.

— Кто там?

— Кали. Эмм. Тот, кто…

— Да, я знаю. Входи.

Барьер отъезжает в сторону, и девушка стоит в дверном проеме, выжимая ткань своей изодранной рубашки. Нервничает, я бы предположила, особенно когда Шесть медленно поднимается на ноги рядом со мной.

— Я хочу извиниться за… то, что я сказала ранее. Это было … если бы я знала, что ты… —

Рычание в груди Шестого- это иррациональный гнев отчаявшегося мужчины, неправильно направленный на девушку, которая не имеет никакого отношения к моей окончательной судьбе.

Я протягиваю руку за спину и предупреждающе сжимаю его руку.

— Ты говорил свободно, и если ты здесь не для того, чтобы сказать мне, что все это было ложью, мне нужно было это услышать. Чтобы знать, с чем я столкнулась.

— Судьба женщин в наши дни, похоже, всегда находится в руках мужчин, хотим мы этого или нет.

Я оглядываюсь на Шестого, который остается разочарованным ее присутствием, когда он стоит, ссутулив плечи и сжав руки в кулаки.

— Я выбрала именно эту судьбу. И я не жалею об этом. Независимо от результата.

— Это не обязательно должна быть смерть.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду… есть лекарство. Один доктор, о котором говорил Эрикссон.

Я усмехаюсь над этим и качаю головой.

— Доктор Эрикссон был одержимым маньяком. Единственным лекарством, которое они изготовили в той больнице, был цианид, которым я накормила его сына, прежде чем оба были разорваны мутациями.

— Он мертв.

— Да. По кусочкам.

— Кадмус… тот, с кем я путешествую, он был отправлен в те туннели. Во всяком случае, мы так думаем. Трудно сказать, что было реальным, или галлюцинация, в том месте.

— Именно, именно поэтому я задаюсь вопросом, к чему ты клонишь с этим.

— Потому что он говорил об этих недоразвитых зародышах два месяца назад, после того как потерял рассудок. Они были привязаны к женщине, которая умоляла об исцелении.

Малейший проблеск интриги танцует на ее лице, прежде чем быстро исчезнуть.

— Ты только что сказала что у него были галлюцинации. Откуда ты знаешь, что им не манипулировали, заставляя поверить в это.

— Я не знаю. На самом деле, он не знает, было ли реальным то, что он видел. Но разве у тебя есть другой выбор?

— Я нахожу удобным, что вы появляетесь, рассказывая о женщинах, умирающих при родах. Младенцев держат в воде. Шесть стоит позади меня, и я должна отдать девушке должное за то, что она выдержала его взгляд. Особенно без компании ее Альфа-компаньона, который, как я предполагаю, расхаживает где-то за пределами этой пещеры.

— А теперь ты говоришь о возвращении в Калико в поисках какого-то гребаного лекарства, о котором тебе рассказал один полоумный два месяца назад.

— Я тоже их видела, Шесть. В ту ночь, когда я пришла за тобой. Альберт провел меня мимо отделения в больнице, где страдали женщины. Умирающие. Их младенцев держали в резервуарах. Она не лжет об этом.

— Вы не обязаны мне верить. Вызывающе вздернув подбородок, она смотрит на нас двоих.

—Так или иначе, я попаду в эту больницу. Мне не нужна твоя помощь.

— Ты гоняешься за человеком, о котором даже не знаешь, что он все еще жив, — говорит Шесть, усиливая ее разочарование.

— И чем дольше ты ждешь, тем больше ты обнаружишь, что гоняешься за лекарством, в котором даже не уверен, что оно подействует. Ни у кого из нас нет времени размышлять о результате.

Однако у меня что-то не складывается, чего-то не хватает.

— Если лекарство существует внутри больницы, почему Эрикссон не извлек его сам? Почему он посвятил так много своей жизни мучению стольких подданных?