Шрифт:
— Наслаждение, во-первых. Но также и потому, что оно находится далеко под поверхностью, как я понимаю. Внутри ранних лабораторий. Где мутации более жестокие, чем те, что происходят сейчас.
Тяжесть риска давит на мои плечи, и, как будто мои кошмары оживают, я оглядываюсь на Шестого, вспоминая, как он боролся с мутациями в нашем стремлении к свободе.
— Нет. Я не позволю ему сделать это.
— Если это означает спасение тебя и ребенка, это уже решено, Рен. Нет такого места, куда я бы не пошел, чтобы гарантировать, что ты останешься в живых. Даже там.
— Ты гонишься за теориями, Шесть! Ничего, кроме догадок, которые могут оказаться пузырьками с цианидом.
— Это риск, на который я готов пойти. Ради тебя. Он кладет руку мне на живот.
— И ребенка внутри тебя. Моего ребенка.
— Мы даже не знаем, как попасть внутрь. Оно запечатано. Мои аргументы, какими бы сильными они ни были, слабеют перед решимостью, которую я вижу, крутящейся в его голове.
— Кенни знает компьютеры вдоль и поперек, — говорит она.
— Он может найти способ провести нас внутрь.
Конечно, у нее есть ответы на все аргументы. Почему бы и нет, когда она так много выиграет от этого начинания?
— Он не может. Он сказал мне, что такое невозможно.
— Если бы я верила каждый раз, когда мне говорили о невозможном, я бы не стояла сейчас здесь. Судьба привела меня к тебе, Рен. Мы оба стоим на пороге потери чего-то, что невозможно постичь.
Я бы все отдала, чтобы прямо сейчас побыть одной, где я могу разобраться в мешанине мыслей в своей голове, не беспокоясь о том, что мне придется контролировать выражение своего лица. Как бы я ни ценила то, что она предлагает, я отказываюсь стоять в стороне и смотреть, как Шестого разрывают на части безжалостные звери, которые, несомненно, стали голоднее и свирепее за последние два месяца. Я бы скорее постигла ту же участь, что и Мара, чтобы этого не случилось. К счастью, несмотря на ее веру в судьбу и невозможное, Кенни уже заверил меня, что ни внутрь, ни наружу не попасть.
— Мы начнем с Кенни, — предлагаю я.
— Если он думает, что есть отдаленный шанс открыть эти двери, мы поговорим. Если нет, мы оставляем эту безумную идею позади и занимаемся этой беременностью, независимо от исхода.
Девушка кивает, не говоря больше ни слова, в свою пользу, потому что прямо сейчас она ничего не может мне сказать, чтобы убедить меня, что эта идея того стоит.
— Я позову Кенни, и мы решим, что нам делать дальше. Я протягиваю руку Шестому, хватая его за руку.
— Обещай мне. Что, если у него возникнут хоть малейшие сомнения по этому поводу, ты откажешься от этой идеи.
Его глаз со шрамом дергается, как будто я оскорбил его пощечиной.
— Я обещаю. Обойдя девушку, он выходит из пещеры, оставляя нас двоих.
— Он сделал бы для тебя все, что угодно, — говорит она.
— Какой бы глупой ни была идея. Да.
— Валдис бы тоже. Уголки ее губ приподнимаются в легкой улыбке.
— Он назвал мою идею с побегом глупой. Но он все равно это сделал.
— И это он заперт в больнице? Как только слова бездумно слетают с моих губ, я вздрагиваю и качаю головой.
— Прости. Забудь, что я это сказала.
— Нет, ты права. Я каждый день наказываю себя за это. Я бы не задумываясь поменялась с ним местами, если бы могла.
— Если он любит тебя так сильно, как ты говоришь, у него нет ни малейшего шанса позволить тебе.
— Он бы не стал. Ты права. Но я все равно сделала бы это. Слезы наворачиваются на ее глаза, и она оглядывает пещеру, как будто пытаясь предотвратить их.
— Я… в любом случае, чувствую, что умерла вместе с ним. Свобода, которая у меня есть. Воздух, которым я дышу. Для меня это не имеет значения. Без него все это не имеет значения.
Я пытаюсь взглянуть на ситуацию с ее точки зрения. В конце концов, она не злодейка, а влюбленная молодая девушка, и мотивы не становятся чище этого.
— Кали, я понимаю твои причины вернуться. Но то, что ты предлагаешь, это… то, чего я боюсь каждую ночь, когда закрываю глаза. Я вижу, как эти мутации оживают в моей голове, и я слышу, как начинается обратный отсчет последних шагов к этим дверям.
— Тогда ты можешь представить мои кошмары, зная, что тому, кого я люблю, не так повезло сбежать.
— Я могу. Но это не значит, что я готова отправить того, кого я люблю, обратно внутрь, в гонюсь за тем, что, по моему мнению, на самом деле не существует.
— Как, по-твоему, ты переживешь беременность без этого?
— Я не хочу. Расправив плечи, я не могу унять змеящийся страх, который поднимается по моему позвоночнику при мысли о родах после того, чему я была свидетелем.