— Ты можешь остановиться в гостевой комнате у своих родителей, раз уж я остаюсь здесь. Там тебе будет удобнее.

— Нет. — Она переместила свой вес. — Спасибо, но я не хочу переезжать обратно к родителям. Мне и так плохо, что я отняла работу у отца. К тому же… — она оглядывается по сторонам, пожимая плечами, — здесь все хорошо. Мне не нужно каждый день ездить на двух поездах туда и обратно, и я могу присматривать за проектом.

Я должен восхищаться ее решимостью быть независимой. Уверен, многие дети ее возраста с радостью приняли бы помощь родителей, не задумываясь.

Я снимаю кепку и провожу рукой по волосам, размышляя. Мне имеет смысл уйти, потому что я не уверен, что смогу заснуть, зная, что она лежит в постели всего в нескольких этажах от меня. Мне не нужен такой соблазн.

Но когда я думаю о том, что она будет спать здесь одна, на пустой стройплощадке… Я хмурюсь при этой мысли. Я не могу уйти. Я должен убедиться, что она в безопасности.

Глаза Вайолет сужаются, неправильно истолковав мое выражение.

— Я не уйду, — твердо заявляет она. — И я говорю не только о том, чтобы жить здесь.

Я снова натягиваю кепку. — Что?

— Я знаю, что ты не хочешь, чтобы я работала над этим проектом. Ты думаешь, что я не знаю, что делаю, и мешаю, но…

— Это совсем не так, — удивленно говорю я.

— Ты сам говорил мне об этом, Кайл. Я не глупая.

Я медленно выдыхаю. Она права.

— Ну, да, — начинаю я, — сначала меня немного раздражало, что ты, похоже, мало знаешь о перестройке. Но я вижу, что ты упорно стараешься наверстать упущенное.

Я встречаю ее жесткий взгляд. Есть что-то такое в том, чтобы быть с ней здесь ночью, что так отличается от того времени, которое мы проводим вместе днем. Что-то, что подталкивает меня сказать: — Я определенно не хочу, чтобы ты уходила.

Ее брови сужаются под челкой.

— Тогда почему с тобой было так трудно? Когда мы встретились в "Джо", ты был милым, и мы действительно сблизились, но работать с тобой… ты как будто совершенно другой человек.

— Я знаю, — бормочу я. Я был другим человеком — человеком, которого я даже не узнаю. Исчез беззаботный парень из штата Мэн, который никогда не брал на себя больше, чем мог осилить, который жил тщательно выстроенной жизнью, чтобы оставаться психически и эмоционально здоровым. Теперь я — парень, который беспокоится, что взялся за слишком большую для него работу, парень, у которого возникли неуместные чувства к дочери его лучшего друга. Я стал парнем, который с трудом засыпает по ночам, у которого звенит в ушах от подкрадывающегося чувства тревоги из-за всего этого.

Я вытираю рукой лицо, расстроенный. Щеку все еще покалывает от ее нежных прикосновений, и мне отчаянно хочется сказать ей правду — что я не могу перестать думать о ней с тех пор, как мы познакомились, а работа с ней только усугубляет ситуацию. Но я знаю, что, сказав ей, я не смогу взять свои слова обратно, и я не уверен, как это отразится на наших рабочих отношениях.

Хуже того, я не уверен, как это отразится на моих отношениях с Ричем.

— Мне жаль, Вай. Правда в том, что мне было трудно работать с тобой.

Я пытаюсь пройти по тонкой грани между тем, чтобы не раскрыть слишком многого, но при этом быть честным с ней. Она выглядит обиженной, и я качаю головой, поспешно добавляя: — Дело не в твоей трудовой этике или знании проекта. Ты поразила меня тем, как многому научилась за такое короткое время.

Она скрещивает руки, ее брови все еще опущены. — Тогда в чем же дело?

Я потираю затылок, избегая ее взгляда. Ненавижу это. Это несправедливо, что она оказалась в таком положении.

— Я… я не могу объяснить. — Я хочу оставить все как есть, но в тусклом свете подвала слышу, как продолжаю. — Мне просто… тяжело, вот и все. Каждый раз, когда ты смеешься или улыбаешься мне…

Я прервался, заметив, как она наклонила голову, изучая меня.

Черт, я сказал слишком много. Надо было держать рот на замке.

Она долго смотрит на меня, ее лицо ничего не выдает. Я неловко смещаюсь. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, и я безмолвно молюсь, чтобы она не попросила меня рассказать подробнее. Когда она снова закрывает рот, я испытываю в равной степени облегчение и разочарование.

Мы молча смотрим друг на друга, и слова, которые я не произношу, заполняют пространство между нами. Воздух становится таким густым, что я почти боюсь сделать вдох.

— Ну, дом — это самое главное, — наконец пробормотала она. — Все это временно — мы здесь только до тех пор, пока не закончим проект, а потом оба вернемся к своей настоящей жизни. Верно?

Я киваю, не позволяя себе думать о том, какой будет моя жизнь, когда ее в ней больше не будет. Это абсурдная мысль после того, как мы знакомы всего неделю, но тем не менее она есть.

— Так что давай сосредоточимся на работе, — добавляет она, — и постараемся не мешать друг другу.

Несмотря на то, что это именно то, что мне нужно, это все равно кажется ударом в самое нутро, потому что я не хочу держаться от нее подальше. Я хочу обратного.