— Мы сейчас как раз работаем над этим, — начинает она, — но мы надеемся, что нам удастся создать современную атмосферу, не потеряв при этом ни одной из исторических особенностей здания.

Оуэн улыбается, видимо, впечатленный.

— Старые места — это круто. Приятно видеть, что вы сохранили оригинальные черты, а не убрали их.

Он смотрит на меня, и я нехотя киваю. По крайней мере, он может это оценить.

— Я согласна, — говорит Вайолет, и я клянусь Богом, что она трепещет ресницами. — Может, начнем экскурсию?

— Конечно.

Оуэн ухмыляется — два ряда идеально белых зубов, которые заставляют меня вспомнить мультяшную акулу.

Они поворачивают к лестнице, и я колеблюсь. У меня возникает искушение оставить их наедине, чтобы не быть свидетелем того, что, черт возьми, здесь происходит, но от одной мысли о том, чтобы оставить ее наедине с ним, у меня сводит желудок. Я говорю себе, что это потому, что я должен присматривать за ней, и никак иначе.

Вздохнув, я шагаю за ними, пока они поднимаются по шаткой лестнице, чувствуя себя сопровождающим на выпускном вечере.

— Как видишь, сейчас это чистый холст, — говорит Вайолет. — Но у нас здесь будут две большие спальни с гардеробными.

Она показывает на потолок. — Мы потеряли часть гипсовой лепнины при демонтаже, но ее заменят на ту, что полностью соответствует оригиналу.

— Мило, — бормочет Оуэн, но его взгляд совсем не направлен на потолок, и мне хочется его пнуть.

Вайолет ничего не замечает.

— Это очень специальное искусство — копировать гипсовую лепнину. Мы попросим профессионала сделать это. — Она поворачивается к Оуэну с забавным выражением лица. — Я тут недавно читала, что в оригинальную штукатурку добавляли дробленый известняк или ракушечник, а также часто смешивали с шерстью крупного рогатого скота.

Она хихикает — чертовски хихикает. — Разве это не отвратительно?

Оуэн тоже смеется. — Да, вроде как да.

— Конечно, — продолжает Вайолет с видом знатока, — примерно после 1830 года многие потолочные штукатурки стали массово производиться машинами с паровым двигателем и делаться из папье-маше или лепнины, так что я не уверена, что это настоящая штукатурка.

— Да, — бормочу я, но ни она, ни Оуэн не замечают этого.

Он жестом показывает на полы. — Что здесь планируется сделать?

— О, мы восстановим оригинальный дубовый пол. Он слишком ценен, чтобы его потерять. Все поврежденные доски можно легко заменить, взяв их из тех мест, где она не нужны, например из шкафов наверху.

Оуэн выглядит впечатленным. — Это хорошая идея.

Да, это так.

Вайолет слишком занята, чтобы замечать, как я на нее пялюсь. Еще две недели назад она ничего не знала обо всем этом. И хотя мне нравилось учить ее чему-то о доме, а масштабы ее собственных исследований достойны восхищения, я не могу сказать, что мне нравится, что она использует их, чтобы произвести впечатление на другого мужчину.

На самом деле, мне это откровенно не нравится.

Она подводит Оуэна к камину, объясняя детали камина, а я остаюсь на месте, сложив руки на груди и скрежеща коренными зубами. Если он пригласит ее на свидание в моем присутствии, я надеру ему задницу.

Я ловлю себя на том, что отворачиваюсь.

Господи, что со мной такое? Я должен быть сосредоточен на доме, а не на Вайолет, но я никогда раньше не чувствовал себя настолько защитником. Сколько бы я ни говорил себе, что это потому, что я присматриваю за ней ради Рича, я чертовски хорошо знаю, что это не так.

Просто… Я вспоминаю тот день, когда мы встретились, когда мы говорили о зданиях в этом районе, и я почувствовал, как зарождаются первые ростки надежды, что я встретил симпатичную женщину, которая разделяет мои интересы, что, возможно, я впервые за много лет готов пригласить кого-то на свидание. Возможно, я был одинок в Мэне, как заметила Мюриэл, и понял это только тогда, когда встретил женщину, чьей компании мне хотелось больше.

Потом я узнал, что она — дочь Рича, и все кончилось. Я потерял ее еще до того, как она у меня появилась, и я знаю, что это иррациональная мысль, но… именно так я себя чувствую. Как будто я потерял что-то, что должно было быть моим. Что-то, что и есть мое.

Но ведь это не так, правда? И никогда не будет, и у меня нет выбора, кроме как смириться с этим.

Я следую за Оуэном и Вайолет на верхний этаж, где работают ребята, и Вайолет знакомит его с командой. Дэйл рассказывает ему о планировке спальни и о том, как будет переделываться ванная комната, но Оуэн почти не отводит глаз от Вайолет. Он наблюдает за ней, как пресловутый кот за канарейкой, видимо, забыв, что я вообще здесь, и, клянусь, в любую минуту он спросит, свободна ли она сегодня вечером.