– Кошка! И воспринимай её как кошку. Это девочка, женщина, и уход за ней должен быть соответствующий.

– Сдалось мне ваше животное! Терпеть не могу зверинец.

– Нет-нет-нет, Гриша, это надо. – Бражник сел рядом с Григорием, продолжая держать бедное животное и трясти им прямо перед лицом отказывающегося гостя. – Нельзя отказываться от подарка. Ты сейчас думаешь, что это глупо и бессмысленно, но оно надо. Надо тебе.

Теперь капли слёз покатились и по маленькой волосатой мордочке.

– Но…

– Нет, ты возьмёшь её. Обязательно возьмёшь. Она нужна тебе, Григорий. Ты должен это знать. Ты же знаешь, как надо вести себя с женщинами? – Последнее слово утонуло в смехе собутыльников и лёгком хихиканье самого Бражника. – Она тебе понравится.

– Хорошо, только поставь её, я же не сейчас уйду с ней домой.

– Конечно нет! – Бражник улыбнулся и швырнул кошку через плечо, и та жалобно закричала, ударившись о стену.

Григорию впервые стало жалко животное. Сложно было сказать, действительно ли он был готов согласиться на этот подарок, однако наблюдать за живодёрскими развлечениями не входило в его планы на день.

Стоило только маленькой животинке исчезнуть из общей картины, как вернулся кутёж и режущий глаза самогон. Несколько раз, за всё продолжение застолья, Григорий не раз ощущал, как что-то маленькое и пушистое трётся о его ноги.

– Вера, подними руки выше! – протявкала бабушка Маруся, полненькая и низкая женщина, что последние полчаса кружила вокруг девятилетней девочки. Старушка нашла у себя в закромах старое платье, которое досталось ей от прабабушки, и «оно так мило подходит твоим глазкам», что решила надеть её на ребёнка и подшить под размер малышки. До этого, манекеном пришлось поработать и матери Веры.

Мария вначале с тёплой улыбкой следила за тем, как её дочь ощущает заботу старшего поколения, той, что годится ей в бабушки, но позже эта мысль накрыла женщину печалью… Вера видела родную бабушку только на фотографии на надгробье.

Избушка у Маруси была очень странной, – а Мария так-то бывала и в избе Бражника, – в ней витал какой-то знакомый запах, который твёрдо пытались перебить благовониями и духами на основе трав. Инородные нотки едва-едва проскакивали мимо, но терялись в сумбуре ароматов. Дородная женщина вертелась вокруг Веры как одержимая бесом, то и дело пытаясь вспомнить молодость, возвращая старое прабабушкино платье к жизни. Этой тряпке могло быть пару сотен лет, и выглядела она как изуродованная и деформированная штора. Кружева скомканы и превратились в какие-то комья, подол с одной стороны был сильно короче, чем с другой, а правая лямка превратилась в сплошную нить. Хоть старушка и сказала, что платье подходит девочке под цвет глаз, синий и зелёный никак не сочетались. Периодически Вера поглядывала на маму вопросительными изумрудиками.

«Мама, – глазами говорила девочка. – Когда мы пойдём домой?».

«Потерпи немножко золотце, бабулечка просто одинока… – отвечала ей мама».

Через пару минут пошивочной пытки, девочку всё же прекратили мучить. Перед мамой она показалась в виде старой куклы, – даже по местным временам – словно взятая из антикварной лавки из сокровищниц неизвестного обществу эрцгерцога. Да… такую в стеклянный ящик и на витрину.

– Чудо! – пропищала бабуся, обхватив себя руками и наблюдая за девочкой. – Покрутись, котёнок, хочу на тебя посмотреть.

Вера покрутилась, но меньше походить на старинную куклу не стала. После этого она вопросительно посмотрела на маму.

«Это действительно так красиво?».

«Нет, дорогая».

– Чудесное платье, баб Маруся, но нам жалко его забирать с собой, как никак, это ваша семейная реликвия.

– Ой, что ты, золотце. И мне, и моей родне будет очень приятно, если это платье и дальше будет на слуху!

«Боже упаси».

– Оно мне не очень нравится… – тихо проговорила Вера, посмотрев в напольное зеркало в углу избы. Куколка смотрела на другую куколку.

– Почему так, котёнок? – Жалобные нотки полились из уст Маруси, которую задели за живое. У старых людей после живых родственников остаётся только память о них… и их вещи.

– Оно какое-то старое. Меня засмеют. – Бабушка подошла к девочке и осторожно гладила её плечи, будто ребёнка уже осмеивали и гнобили.

– Ну ничего… Ничего. Может быть всё действительно и так… времена не те. Но ничего, заставлять тебя я не могу, котёночек. Снимай, я его уберу обратно, пусть пылится и хереет дальше…

Женщина подождала пока ей вернут платье и отправилась убирать его в большой шкаф. По дороге назад к гостям, она решила пойти в другое место. Маруся открыла люк в подполье и очень ловко спустилась вниз. На мгновение могло показаться, что она просто рухнула с лестницы вниз.

Бабульки не было минут десять, пока не раздался скрип деревянной лестницы.

Пол вновь раскрылся, и из подполья вышла Маруся, – или точнее выползла. Запах, что Мария пыталась вспомнить, появился вновь, с ещё большей силой влетел в комнату и ударил в нос. Она вспомнила его. Это был тот же запах, что в избе Бражника и лесника. Самогон.