Когда все подтвердили свое право на присутствие, очередь дошла и до хозяина. Он положил свое кольцо в центр без видимых усилий. Многие братья потирали руки, лица их были встревожены. Ганнону же, напротив, было куда комфортнее без своего кольца.

— Все здесь – братья, — тихо проговорил Коул, обводя зал рукой, — но ты один сейчас владеешь силой. Готов ли ты овладеть еще большей?

— Готов! — сказал Виннар и вступил в центр круга, заставив колыхнуться огоньки свечей.

— Посвященный, я могу лишь отпустить мощь, скрытую в твоем кольце. Только ты можешь ее обуздать. Готов ли ты?

— Готов! — капитан поднял руку, показывая кисть с кольцом на пальце.

— Первая печать, власть погасить разум – уже твоя. — После этих слов Коула от кольца разошлась волна, словно ветер во все стороны сразу, погасив свечи.

Ганнон стоял в полной темноте, тяжело дыша, он почувствовал насыщенный запах дыма и воска. Несколько секунд юноша слышал только свое дыхание, пока голос хозяина не раздался вновь:

— Вторая печать, власть изобразить разум – уже твоя. — Свечи вспыхнули неестественными синими, идеально ровными огнями, придав комнате еще более зловещий вид. Хотя куда уж. В этом ярком, безжизненном свете было видно движение каждого мускула на лице Виннара. Он уже был немного напряжен и дышал учащенно, но азарт в глазах и легкая улыбка не покидали его. Ганнон затаил дыхание в ожидании. Сейчас, сейчас это будет…

— Готов ли ты подчинить третью печать? Получить высшую власть, доступную нам? Власть над огнем.

Ганнон сжал кулаки, не смея отвести взгляд, он бы не простил себе…

— Готов! — почти радостно, стараясь не выдать напряжения в голосе, провозгласил Виннар и махнул свободной рукой. Широкий рукав почти задел свечи, но их огни остались неподвижными.

В этот раз Коул промолчал, только повел кистью и отошел назад. Пламя свечей качнулось, когда кольцо на руке Виннара стало светиться. Сияние, начавшееся с граней, постепенно разрослось и покрыло всю поверхность. Виннар сморщился, его дыхание участилось, на лбу проступили капли пота. Свечение стало разрастаться, его щупальца начали выходить за границы кольца, превращаясь в языки пламени. Сперва как будто осторожно, но затем все дальше и сильнее. Вскоре руку Виннара покрывало пламя, уходящее вверх на три его ладони.

Посвященный смотрел на пламя, не отводя взгляда. Пот все обильней покрывал его лоб и стекал по раскрасневшемуся лицу. Он сжал губы и тяжело дышал, отчего раздувались щеки. Ганнон старался оставаться неподвижным, внутри все заледенело, он чувствовал, как по его спине катится холодный пот. Огоньки свечей колыхались, но все слабее, пока не остался лишь легкий трепет.

Робкая надежда начала теплиться в душе. А тем временем пламя на руке Виннара постепенно убавлялось, пока не стало похожим на перчатку, сотканную из огня. Ганнон почувствовал, как его крепко схватил за предплечье соседний серый плащ. Как же легко было забыть, что под этими одеяниями тоже живые люди. И друзья, если не ему, то уж Виннару – точно.

«Боги, всеблагие, благодарю», — пронеслось в голове Ганнона, пока его друг подчинял последние непокорные языки пламени. К радости юноши добавился стыд: как он мог сомневаться в Виннаре? Как же он сказал? «Безродные сироты еще поправят в этом замке»? Ганнон склонил голову, чтобы никто точно не заметил его улыбку. Он видел только полы красной робы и серый рукав позади. «Одних безродных будет мало, — подумал юноша, — но есть у нас и нужные друзья». «Лизарис, Сквозь волны и шторма» — эхом отозвался разум.

Ганнон увидел, как качнулся серый рукав, как дернулась красная ткань. Хватка на его предплечье стала сильнее. Поднимая взор, он уловил взглядом пляску огоньков свечей. И только после этого раздался крик.

Укрощенное пламя вновь расходилось по руке Виннара. Он пытался подавить его, но огонь бушевал с невиданной силой. Несчастный кричал все громче, не выдержав, он рухнул на одно колено. Кольцо превратилось в светящуюся – даже на фоне пламени – точку. Крик Виннара заполнил все существо Ганнона, для него во всем мироздании больше ничего не осталось. И когда казалось, что его разум готов вот-вот расколоться, звук стал еще громче, превратившись в нечеловеческий, звериный стон. Юноша, не отрываясь, смотрел на друга, на его лицо, искаженное болью. Рука Виннара продолжала гореть, но страдание в его глазах ослабло. Кожа стала бледнеть, а губы потемнели. Через мгновение начало убывать и пламя на его руке, будто угасал настоящий огонь, оставшийся без воздуха. Вмиг исхудавшее тело Виннара опустилось на пол удивительно тихо, как пустой мешок. Только кольцо звонко ударилось о камень.

***

Ганнон с трудом разлепил глаза и тут же зажмурился от света, пробивающегося в мутное окошко. Он еще не успел шевельнуть головой и мог думать, пока похмелье не вступило в свои права. Сколько дней прошло, два? Как он – бывало – считал часы до подъема, теперь счет шел на дни. Юноша горько усмехнулся, вспомнив «милость» хозяина. Три дня на траур. Убить бы его на месте за то, что он сделал, за его спокойное лицо. И все же разум Ганнона прилежно старался не опоздать. «Всегда верен заведенному другими порядку» — так сказал про него старик. Видимо, он прав.

Юноша медленно сел, поморщившись от головной боли, и мутным взором обвел комнату. Боги, сколько бутылок! Он и не помнил, где их достал. Но без них заснуть было невозможно. Забытье, хоть на пару часов, помогало не сойти с ума. Среди пустой тары стояла одна нетронутая – зеленое стекло, то самое, что они собирались… Ганнон скривился, отчаянно пытаясь отогнать страшные мысли и образы, и сосредоточился на комнате. Деревянный конь на полке. Меч, который он так и не вернул Виннару… Что ж, это было бы даже поэтично. Юноша вернулся к игрушке, что была с ним со времен его первых лет в Дубильне. Прятать ее было негде: кровать была посреди зала, стены далеко. Если бы не друзья, он лишился бы ее через месяц.