Жестоко отдавшись в висках, прозвучал стук в дверь. Ганнон откинулся и оперся лопатками и затылком о стену. Вдруг уйдет? Стук раздался снова, уже громче. Под стать звуку усилилась и боль в голове. С тяжелым вздохом юноша все же поднялся и отворил дверь.

На пороге стоял слуга из Легиона, Ганнон узнал одежды, такие же он видел в Маяке. Посыльный резко вдохнул и прикрыл нос рукавом: винные пары из комнаты чуть не отбросили его на шаг назад. Собравшись, он все же смог сохранить официальный тон:

— Срочное послание от Иссура Лизариса для асессора…

— Спасибо, давай сюда, — прервал его Ганнон, кивнул и закрыл дверь.

Он повертел запечатанное послание в руках и бросил его на стопку книг и пергаментов от королевы. Ах да, он же больше не асессор. Взгляд юноши снова скользнул по зеленой бутыли: «Отметим вечером, когда и мне будет чем похвастаться» — вспомнились слова Виннара. «На его месте мог быть я, Коул же выбрал меня», — горько подумал Ганнон, зажмурился и сел на кровать, схватившись за волосы. Он потянул с такой силой, что в глазах выступили слезы. Юноша посмотрел на послание. В тот вечер он подумал о пергаментах, прежде чем… чем все случилось. Мог ли он своими мыслями помешать ритуалу? Этого уже никогда не узнать.

«Неважно! — резко оборвал его внутренний голос. — Именно твоя трусость позволила этому начаться, вина все равно на тебе!» Взгляд снова остановился на мече, затем перешел на стопку книг. Королева, Коул – ловушка на каждой дороге, и никуда не сбежать. Не на что опереться. Иннара они отняли, но тут вина была и на самих друзьях. Боннар пропал: тут не обошлось без интриг жрецов, наверняка не обошлось. Виннар… «Я позволил своему другу прыгнуть в огонь. Рано или поздно он бы вызвался сам, ничто бы его не остановило, но здесь и сейчас он мог бы быть жив. А, может, успел бы набрать достаточно сил», — удрученно думал Ганнон.

Три опоры – столько было нужно для любого устойчивого понятия. В самых простых максимах – две. Ганнон попытался припомнить базовые, но не смог. Может быть «Неверие и упорство» или «Благонравие и слабость»? В голову почему-то приходили только обвинительные изречения. А, неважно. Он вновь посмотрел на вино и меч. Сначала нужно было поговорить с Иннаром, попросить прощения. Юноша вспомнил непримиримое выражение лица своего друга и поморщился от воспоминаний о разговоре. Надо передохнуть. Время еще есть, теперь-то уж можно позволить себе такую слабость.

Последние два дня Ганнон не мог заснуть без почти смертельного количества выпивки. Но сейчас, предчувствуя окончательное небытие, он легко провалился в глубокий сон. Юноша видел последние два дня своей жизни, посвященные трауру, но парил над ними, как бесстрастный наблюдатель. Тот, за кем он следил, впрочем, тоже был равнодушен к происходящему. Прежде боявшийся лишний раз попасться на глаза не тем людям и планировавший каждый свой шаг, теперь юноша шел через залы и сады напрямик, едва не сталкиваясь со встречными, будь то слуги или вельможи.

Наблюдавший за собой, Ганнон с легким удивлением заметил, как он прошел мимо Прелата, чуть не толкнув того плечом, как разрезал строй стражей, как подвинул с дороги зазевавшегося Откликнувшегося. Слухи о кончине капитана разнеслись быстро, хоть о причине никто и не знал. Несколько легенд, каждая еще более героическая, чем другая, боролись между собой в устах и ушах слуг и придворных. То, как много людей горевали по Виннару, совершенно не удивляло. «А будут ли так же вспоминать меня? Хоть вполовину?» — размышлял Ганнон.

Выходить приходилось нечасто, в основном, чтобы достать вина. Люди из отряда Виннара опустошили изрядную часть запасов, но никто не выразил даже намека на недовольство. Они знали Ганнона как друга их командира и без слов выдавали положенную долю лекарства. В алькове Ихариона, что был в каждой казарме, появилась новая фигурка, которой приносили отдельные дары, — «Почти что святой».

По дороге назад юноша видел мрачных девушек и женщин, что несли цветы и подношения к новому алтарю. Те, кто раньше готовы были рвать друг другу волосы, сплотились в общем горе. Юноша прошел и мимо них — одна тень посреди других.

***

Знакомый стук разбудил Ганнона, и еще не до конца проснувшийся разум позволил себе надежду. Может, все это был лишь ночной кошмар? Вместе с ясностью к юноше вернулось и отчаяние. Нет, не сон. Однако это был их стук, значит, Иннар решил показаться. Что ж, на ловца и зверь бежит.

Ганнон медленно поднялся и открыл дверь. Стоявший на пороге Иннар не удивился виду друга, но его плечи поникли. Ключник без приглашения прошел в комнату, еле коснувшись Адиссы. Оглядев бутылки, он поднял взгляд и спросил: